Узкой летной тянулась из леса к городу вытоптанная тропка, по которой грибники частенько ходили в поисках даров Тары. Птицы несмело запевали песни, радуясь тёплым прикосновениям Ярилы и нежному шёпоту листвы. Глухой стук копыт разрушил воцарившуюся идиллию, тяжёлое дыхание коня разбивалось о шершавую кожу деревьев. Могучий всадник погонял скакуна, выжимая из жилистого тела животного все силы. Его спутница, стоя в стремени, отстреливалась от преследователей.
— Давай в окружную вернёмся на поляну, — предложил Волот.
— Вернёмся туда, откуда бежали? — ухмыльнулась Умила. — Вдвоём на отряд?
— Вряд ли они сидят там и нас ждут, — рассуждал брат, — скорее всего они к Крыму пошли. Тем более часть отряда за нами ушла.
— Ага, — кивнула лучница, выпуская очередную стрелу, — только убрала я лишь троих, ещё двое за нами скачут. Зажмёмся между молотом и наковальней.
—Так ты старайся, стреляй лучше, чтоб не зажали нас, — фыркнул витязь, уводя коня с тропы.
Омуженка лишь закатила глаза в ответ, упёрлась бедром в плечо брата и выпустила стрелу в шею настигающего их скакуна. Лошадь пронзительно заржала и повалилась на бок, сбрасывая седока в заросли и ломая ему кости своим телом. Оставался лишь один преследователь, кинувшийся им наперерез, он прижимался к спине скакуна и закрывался щитом от стрел тархтарки. Умила видела, как он обнажает саблю и приближается к ним, девушка вложила стрелу и ждала. Крепкая рука занесла клинок, взору лучницы предстала открывшаяся подмышка и часть груди, тонкие пальцы разжали хватку, и смерть молнией вонзилась в незащищённый участок тела. Все преследователи были повержены, осталось лишь догнать остальных.
Взмыленный скакун влетел на широкую поляну, на которой догорали костры, мускулистое тело зашлось мелкой дрожью, ноги подкашивались, а жалобное ржание лишь вторило такому состоянию. Всадники спешились и, озираясь по сторонам, направились вглубь леса в направлении города.
Османы не успели далеко уйти, увидев разбитую конницу, их командир долго сомневался, стоит ли вообще пробираться к лагерю, и решил отправить к Крыму разведчиков. Воины расположились на бархатном травяном ковре, наблюдая за тем как солнечные лучи робко пробираются сквозь ажурную вязь ветвей. Утренние пташки закатились пением и принялись сновать от дерева к дереву, ветер своим лёгким дыханием заставил шёлковые листья аплодировать столь дивной трели. Но незримый вестник принёс с собой не только шёпот листвы, но и двух стражей этих земель. Тюрки вскочили и выхватили своё оружие, впившись взглядами в светловолосых воинов – мужчину и женщину. Брат с сестрой провернули в руках клинки и стали медленно отдаляться друг от друга, примечая себе соперников, их оказалось очень много для двоих, но выбора у витязей не было.
Два черноглазых воина бросились на Волота, он блокировал их мечи своими, отвёл клинок одного из противников и ударил его локтём в нос. Тяжёлый меч заскрежетал по османской стали, выворачивая её из рук хозяина, холодное лезвие лизнуло раскрывшегося тюрка и оставило его корчиться от боли. Бер с размаха опустил свой клинок на соперника, растирающего по лицу кровь, и оборвал его жизнь. Ещё один воин с криком кинулся на славянина, желая отомстить за соратников. Волот скрестил мечи, блокировал саблю противника и, задрав клинки вверх, оттолкнул его от себя ногой. Чернявый вновь бросился на витязя, гравированная сталь отразила его саблю, тогда он выхвалил сакс и выбросил его в грудь соперника. Бер вторым мечом увёл нож вправо, опустил саблю вниз своим клинком, и, молниеносно обойдя противника сбоку, резко провёл лезвием по его шее. Ещё двое осман, размахивая топорами, ринулись на витязя.