Чуть поодаль сидела немецкая группа. Они со свойственным этой нации мещанским спокойствием и безразличием болтали, не повышая голоса, и лениво потягивали пиво. Потом, не привлекая к себе особого внимания, насколько это было возможно, они также безразлично удалились. Их место заняла вновь прибывшая пара. Мужчина был немолодой: от него веяло солидностью, причиной которой могла служить его борода с проседью и статные размеры, а лицо его казалось почти приторно добрым, хоть губ не трогала улыбка. Он был похож на итальянца. Его спутница была заметно моложе. Она была очень загорелой, и ее бронзовая кожа контрастировала с белыми волосами. Она относилась к тому редкому типу женщин, которые наделены великой силы природной женственности и умеют ей пользоваться. Она очень много курила, но это ничуть не портило женственности ее образа. Тем временем маленькая итальянская девочка, которая незадолго до этого была поручена своему старшему брату, подползла к их столу и была занята тем, что разглядывала яркую обувь светловолосой женщины. Незнакомка посмотрела на ребенка, и в одно мгновение лицо ее расцвело душистой улыбкой, которая, казалось, источала тепло, подобно солнечным лучам, выбелившим ее волосы и насытившим кожу золотящейся бронзой. Эта улыбка завораживала. В ней хотелось купаться, растворяясь, хотелось поймать ее и натянуть на себя. Блондинка (вспомним о великой силе предрассудков) аккуратно наклонилась и взяла ребенка на руки. Ее прозрачно-голубые глаза сияли, и ребенок, видя все это тепло и радость, которые были адресованы ему, не мог не улыбнуться в ответ. Лицо этой женщины, выхваченное Евой из обстановки того итальянского сада, где стройные девушки танцевали на сцене перед посетителями отеля, надолго сохранилось в ее памяти. Она и сейчас, закрыв глаза, со всей ясностью представляет это лицо, эти удивительно теплые и ласковые глаза, эту добрую, сверкающую улыбку. Никогда прежде Ева не видела такого самобытного лица. С этого момента во всех людях, которые ей встречались, независимо от той роли, которую им было суждено сыграть в жизни нашей героини, она искала самобытные лица, самоцельную, неделимую систему, Ding an sich7
. Увлеченная этими поисками, она со временем совершенствовала свою наблюдательность и вскоре овладела этим методом настолько, что могла читать лица, словно книги. И научившись этому, поняв причину, делающую такое чтение возможным, она вспомнила фрагмент беседы с одним знакомым – очень талантливым художником.– Ты должен влюбиться в лицо, которое рисуешь. Иначе это не представляется возможным.
– Оно должно быть красивым? – полушутливо, полусерьезно спросила Ева.
– Вовсе нет. Любовь никак не привязана к внешней красоте. Лицо должно быть одухотворено изнутри.
Тогда Еве еще не было знакома любовь поэтов и художников к природе, а следовательно ко всему живому. И смысл этой незатейливой, но очень содержательной фразы, вбирающей в себя не только принципы портретиста, но и принципы любви, заповеди жизни, Ева постигла только по прошествии лет. Это постижение сопровождалось мучительной болью, которая всегда неотступно преследует озарения, ибо за ними всегда идет осознание своих заблуждений, что не может не затронуть чувствительного человека. Лицо той женщины было одухотворено изнутри. Она смеялась: тихо, спокойно, одними глазами. В такие моменты лица озаряются каким-то особенным светом, и Еве казалось, что все лучшее, что было в ней, проступило тогда в этих смеющихся глазах.
Мы уже говорили, что образ сочетает в себе силы внешние и внутренние и что он решительно не может быть выражен только одними из них. Но иногда случается, что знание об этих силах приходит к нам друг за другом, а не вместе, как-то обычно бывает. Таково уж свойство нашего воображения: оно самопроизвольно восполняет недостающие пробелы, наделяя свои новые фантастические образы сильно преувеличенными качествами. Эти качества мы позволим себе сравнить с черными и белыми полями на шахматной доске, между которыми непременно существует четкая граница, и которые никогда не смешиваются в однородную серую массу, но всегда существуют отдельно. Так и недостающие детали образа наше воображение рисует либо строго положительными, чему, по традиции, соответствует светлый цвет, либо строго отрицательными, чему соответствует темный. И когда этот нереальный, созданный помимо нашей воли, при помощи безудержных сил нашего желания, образ сталкивается с действительностью и смотрится в нее, как в зеркало, и находит, что отражение это ужасно, он разрушается, не в силах смириться с новым положением дел.