Лики любви. Очерки истории половой морали

Нерон (37—68) уже при рождении внушил ужас своим гороскопом. В ответ на поздравления его отец Домиций воскликнул: «От меня и Агриппины может родиться лишь ужас и горе для человечества!» Эти слова оказались пророческими. Вот что рассказывает о Нероне Светоний: «Мало того что жил он и со свободными мальчиками и с замужними женщинами: он изнасиловал даже весталку Рубрию12. С вольноотпущенницей Актой он чуть было не вступил в законный брак, подкупив нескольких сенаторов консульского звания поклясться, будто она из царского рода. Мальчика Спора он сделал евнухом и даже пытался сделать женщиной: он справил с ним свадьбу со всеми обрядами, с приданым и с факелом, с великой пышностью ввел его в свой дом и жил с ним, как с женой. Еще памятна чья-то удачная шутка: счастливы были бы люди, будь у Неронова отца такая жена! Этого Спора он одел, как императрицу, и в носилках возил его с собою и в Греции по собраниям и торжищам, и потом в Риме по Сигиллариям, то и дело его целуя. Он искал любовной связи даже с матерью, и удержали его только ее враги, опасаясь, что властная и безудержная женщина приобретет этим слишком много влияния. В этом не сомневался никто, особенно после того как он взял в наложницы блудницу, которая славилась сходством с Агриппиной; уверяют даже, будто, разъезжая в носилках вместе с матерью, он предавался с нею кровосмесительной похоти, о чем свидетельствовали пятна на одежде. А собственное тело он столько раз отдавал на разврат, что едва ли хоть один его член остался неоскверненным, В довершение он придумал новую потеху: в звериной шкуре он выскакивал из клетки, набрасывался на привязанных к столбам голых мужчин и женщин и, насытив дикую похоть, отдавался вольноотпущеннику Дорифору: за этого Дори-фора он вышел замуж13, как за него — Спор, крича и вопя, как насилуемая девушка. От некоторых я слышал, будто он твердо был убежден, что нет на свете человека целомудренного и хоть в чем-нибудь чистого и что люди лишь таят и ловко скрывают свои пороки: поэтому тем, кто признавался ему в разврате, он прощал и все остальные грехи».

Гальба (5 до н. э. — 69 н. э.) — его слабостью были взрослые и крепкие мужчины.

Отгон (32—69) — публично совершал мистерии Изиды во время своего недолгого царствования.

Вителлий (15—69) — детство и раннюю юность провел на Капри, служа прихотям Тиберия, за что на всю жизнь сохранил позорное прозвище Спинтрия. При нем процветали шуты и конюхи, особенно один вольноотпущенник Азиатик. Светоний сообщает, что «этого юношу он опозорил взаимным развратом», а затем пожаловал ему золотые перстни — знак всаднического достоинства.

Коммод (161—192) был «бесстыден, зол, жесток, сластолюбив и осквернял даже свой рот», как пишет историк Лам- прид. Коммод устроил из своего дворца дом разврата, жил с шутами и публичными женщинами, в костюме евнуха разносил прохладительные напитки в лупанарии. При своем первом появлении в Риме он сидел на колеснице рядом со своим любовником Антером, которого осыпал ласками. Коммод изнасиловал своих сестер и сожалел, что он не сделал того же с матерью. Он обожал оргии и зрелища: ежедневно приглашал к столу множество гостей и приказывал наложницам заниматься лесбийской любовью у всех на глазах. В результате излишеств он нажил тяжелую болезнь, выражавшуюся в паховых опухолях и красных пятнах на теле.

Гелиогабал (204—222) — достойный сын куртизанки Семиамиры и императора Каракаллы. До восшествия на престол он под именем Элагабала был верховным жрецом бога солнца в Сирии, затем недолго правил в Риме, погиб в результате заговора и оставил о себе самую дурную славу. Рассказывали, что, облаченный в женские одежды, он отдавался каждому приходившему во дворец. Гелиогабал посылал гонцов по всей Империи в поисках мужчин с выдающимися физическими качествами. Так он нашел раба-гиганта, за которого вышел замуж. Историк Кассий свидетельствует: «Гелиогабал заставлял своего мужа дурно с ним обращаться, ругать и бить с такой силой, что на его лице оставались следы полученных побоев. Любовь Гелиогабала к этому рабу не была временным увлечением, он питал к нему такую сильную и постоянную страсть, что вместо того, чтобы сердиться за грубость, он еще нежнее ласкал его. Он хотел провозгласить его цезарем, но мать и дед воспротивились сумасшедшему намерению». Этот раб не был единственным любимчиком, он имел соперника в лице повара Аврелия Зотика. «Когда Аврелий впервые появился во дворце, — пишет Кассий, — Гелиогабал бросился к нему навстречу с покрасневшим от волнения лицом; Аврелий, приветствуя, по обычаю назвал его императором и господином, тогда Гелиогабал повернул к нему голову, бросил сладострастный взгляд и с нежностью, свойственной женщинам, сказал: «Не называй меня господином, я хочу, чтобы мы подружились!» Затем он увлек Аврелия за собой в баню и там убедился, что рассказы о его достоинствах не преувеличены. Вечером Гелиогабал уже ужинал в объятиях своего нового любовника.