Лики любви. Очерки истории половой морали

С нелегкой руки проповедника обличение плотской любви и женщин превратилось в традицию. Образ «чудовища с двумя спинами» вызывал у церковников неописуемую ярость. Святой Антоний с пеной у рта доказывал, что женщина «глава преступления, рука дьявола. Когда ты видишь женщину, то знай, что перед тобой не человек, не дикий зверь, а дьявол самолично. Голос ее — шипенье змеи». «Женщина, — вторит святой Иероним, — путь нечестия, укушение скорпионово», она «виновница зла, причина падения, гнездилище греха, она соблазнила мужчину в раю, она соблазняет его на земле, она увлечет его в бездну ада». Средневековый демонолог Вильгельм Овернский убеждал, что черти всегда являются под видом женщин, между тем как добрые ангелы принимают образ мужчин. По его мнению, женщина должна «покрываться краской стыда при одном только сознании, что она женщина». А на Макон- ском соборе 585 г. со всей серьезностью дискутировался вопрос, является ли женщина человеком, впрочем, решенный положительно большинством в один голос.

Женоненавистническая идеология сказывалась и на оценке брака. Апостолу Павлу явно не хватает душевной тонкости своего учителя, и он довольно прямолинейно объявляет брак необходимым злом. Ибо «хорошо человеку не касаться женщины» (Послание к римлянам), но «во избежание блуда, каждый имей свою жену и каждая имей своего мужа. Муж оказывай жене должное благорасположение, подобно и жена мужу. Жена не властна над своим телом, но муж; равно и муж не властен над своим телом, но жена. Не уклоняйтесь друг от друга, разве по согласию, на время, для упражнения в посте и молитве, а потом опять будьте вместе, чтобы не искушал вас Сатана невоздержанием вашим. Впрочем, это сказано мною как позволение, а не как повеление. Ибо желаю, чтобы все люди были, как и я, но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе. Безбрачным же и вдовам говорю: хорошо им оставаться, как я. Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться. Относительно девства я не имею повеления Господня, а даю совет, как получивший от Господа милость быть ему верным. По настоящей нужде за лучшее признаю, что хорошо человеку оставаться так. Соединен ли ты с женой, не ищи развода. Остался ли без жены, не ищи жены. Впрочем, если и женишься, не согрешишь; и если девица выйдет замуж, не согрешит. Но таковые будут иметь скорби по плоти, а мне вас жаль... Я вам сказываю, братья: время уже коротко, так что имеющие жен должны быть как неиме-ющие. Посему выдающий замуж свою девицу поступает хорошо, а не выдающий поступает лучше» (Первое послание к коринфянам, 7, 2—9, 26—29, 38).

Все своеобразие половой этики, сформировавшейся в первые три века христианства, наиболее полно отражено в трудах Августина Блаженного (354—430) — «первого современного человека» (как его иногда называют). Наследие Августина основано на глубоких внутренних переживаниях и насыщено субъективным идеалистическим и мистическим содержанием. Постоянное углубление в самого себя и отрешение от внешнего мира составляло квинтэссенцию учения Августина. Центральное место в нем занимало понятие первородного греха и его искупления, поиска путей преодоления греховности. Августин видел их в абсолютном воздержании, ограничении целей брака рождением детей, сознательном подавлении похоти. Многие церковные писатели вообще считали брак безнравственным. Иустин-мученик искренне признается, что не понимает, как греховная чувственность может прощаться в браке. Григорий Нисский пишет, что если бы Адам в раю не отступил от Бога, то брака никогда бы не было и размножение людей совершалось бы другим, более достойным способом. Иероним допускает брак «только потому, что от него рождаются девственники». «Цель святого, — говорит он, — порубать лес брака топором девственности». Подобные идеи получали практическое воплощение: святая Мелания не захотела жить с мужем; святые Авраам и Алексей убежали от своих невест в первую брачную ночь; святой Аммон отверг полюбившую его женщину. Такое случалось не только в монашестве, но и в мирской жизни: короли Генрих II и Альфонс II Испанский жили в браке без половых сношений. Григорий Турский рассказывает, что один галльский дворянин посватался к девушке, которая, как выяснилось, дала обет вечной девственности. Жених согласился не посягать на ее целомудрие, и когда она через несколько лет умерла, вознес благодарение Господу за то, что «вернул ему сокровище таким же неприкосновенным, каким и получил его».