Лики России (От иконы до картины). Избранные очерки о русском искусстве и русских художниках Х-ХХ вв.

Не случайно и то, что в 1894 г. Суриков пишет «Автопортрет на фоне «Ермака», – вновь подчеркивая свою глубинную связь с казачеством (в собрании П. П. Кончаловского). Но интересно, что и в ранних своих автопортретах, например 1883 г., где он молод, непосредственен, открыт, и в поздних, например, автопортрете 1913 г., где он демонстрирует себя взрослого, умудренного, много понявшего, в том числе – и себя, свое место в искусстве, и потому на лице достоинство и значительность, – во всех этих автопортретах Суриков – казак. То молодой, то умудренный жизнью, то веселый и куражливый, то спокойный и усталый… Мог ли он не придать такому казаку, каким был Стенька Разин, своей удали и своей печали? Он «своего» Стеньку писал…

Вспоминал: «Когда у меня «Стенька» был выставлен, публика справлялась: «Где ж княжна?» А я говорю: «Вон круги-то по воде, – только что бросил». А круги-то от весел. Ведь публика так смотрит: раз Иоанн Грозный, то сына убивает; раз Стенька Разин, то с княжной персидской».

Печальный у него вышел Стенька. Без княжны. Позади многое, а что впереди-то? О Разине картина, и о себе. Потому и похож Стенька на красноярского казака Василия Сурикова.

Посещение царевной женского монастыря. 1912 г.

«Женские лица русские я очень любил, неиспорченные ничем, нетронутые», – повторял Василий Суриков. Не удивительно, что героиней его последней законченной картины стала именно кроткая, набожная древнерусская красавица царевна, образ которой, по воспоминаниям современников, был навеян художнику книгой известного историка И. Забелина «Домашний быт русских цариц». Считается, что при создании образа царевны «участвовали» две девушки. Одна из них – исполненная цветущего здоровья и жизнерадостности внучка мастера Наташа Кончаловская. Другая – спокойная, сосредоточенная на внутренней своей жизни, глубоко набожная Ася Добринская, сибирячка по происхождению, к которой знаменитый живописец относился с отеческой нежностью.

Картина эта привиделась Сурикову. Так уже не раз бывало: вначале увидит, потом ищет «детали» – делает эскизы, этюды пейзажей, интерьеров, портретные зарисовки. Потом – в муках и радости – рождается картина. «Царевну» он увидел за всенощной на праздник Покрова у Василия Блаженного в Москве в 1910 г. Зимой этого же года, как пролог к «Царевне», он сделал портрет княгини Щербатовой в русском костюме. Назывался он так «Портрет кн. Полины Ивановны Щербатовой». Княгиня прожила большую жизнь; была замужем за добрым знакомым Сурикова Сергеем Александровичем Щербатовым, художником, коллекционером, членом Совета Третьяковской галереи с 1911 г.

Сохранилось интересное воспоминание Галины Анатольевны Ченцовой, урожденной Добринской (1892–1977). Она получила хорошее образование на историко-филологическом факультете Высших женских курсов в Москве, а позднее работала в Малом театре – в газете «Малый театр», в газете «Горьковец», выпускавшейся МХАТом, заведовала лекторием ВТО. Весной 1911 г. Суриков с сестрами Добринскими (с Анастасии Анатольевны он написал маслом чудесный портрет в родительском доме сестер на Пречистенке) бывал в Страстном монастыре. Набожная Анастасия беседовала с настоятельницей, а Галина и Василий Иванович пили чай.

Портрет кн. Полины Ивановны Щербатовой. 1911 г.

Портрет Анастасии Анатольевны Добринской. 1911 г.

Посещение царевной женского монастыря. 1912 г.

Г. А. Ченцова вспоминает: «…он изобразил меня у самого выхода, глядящей «в жизнь», как он говорил. (Этюд, написанный с меня, приобрел позднее какой-то сибиряк-коллекционер). Царевну Суриков писал с сестры. В этой же картине в лице одной из монахинь он изобразил мою подругу по университету Катю Головкину».

Екатерина Васильевна Головкина, дочь богатого домовладельца и дачевладельца в Ставрополе (там семья Добринских снимала дачу, так и подружились, дружба продолжилась в Москве) послужила Сурикову натурой для фигуры склонившейся монашенки, крайней слева.

Удивительно, как удалось художнику соединить в образе царевны, испытывающей естественное для верующей благоговение при входе в монастырь, и набожность, самоуглубленность Анастасии Добринской, и веселую жизнерадостность внучки, Наташи Кончаловской, в будущем известной писательницы, Лица разные, да и схожие в чем-то, главном.

«Василий Иванович много и охотно писал сестру Асю, – вспоминает не без ревности Галина. – Он уделял ей много внимания. <…> У сестры был очень странный и трудный характер. Она была очень замкнутым человеком, была крайне необщительна, не имела подруг. Упрямая, своенравная, крайне застенчивая, она мечтала по окончании гимназии уйти в монастырь. <…> Василию Ивановичу она доверяла все свои тайны и делилась с ним своими мечтами».

Такое лицо, такой характер и нужны были Сурикову, чтобы изобразить ощущения царевны в Храме, ее готовность к встрече с Богом.