Лики земного родства (сборник)

Постучав озябшими зубами и обдуваемая лёгким ветерком, она спешно направилась к своей одежде. Огляделась по безлюдным сторонам, быстро выжала трусики и натянула приятно прогретое на солнцепёке платьице. Подняла бейсболу и, вся такая по-фигово-весёлая от прохладного общения с природой и подружками, чуть не прикусила язык. «А-а-а-а… где же мой кулёк?! – хлестанула себя тревожной мыслью застрявшая в спокойной мимике девчушка. – Я ж ту-у-у-т его оставила… тут!» Обошла дрожащими ножками и всё более настороженным взглядом всю жилистую корневую канву столетней сосны и присела от испуга.

– Кто… как… где… куда?! – сначала тихо, потом почти навзрыд запричитала курносая.

Ещё раз-два обежала сурово замолчавшее даже на ветру зелёными колючками дерево. Постояла немного, тупо уставившись в эту, словно съевшую её клад, точку. И крепко сжала с нахлынувшего на неё страху костлявые коленки. «Там же мам… мам… мамкино колечко! – в судорожной мысли встрепенулась Лена. – Оно… оно ведь для ней, как сказала она, подорожей самой жизни. А я вот того… её эту жизнь-то, получается, прокупала, прораззявила!»

– Дук-дук… Где ж ты, маленькая хозяюшка этого красненького гостинца… почему мне его не донесла сама? Чё случилося с тобой, курносенькая косичка?! – нервно запрыгала от дерева к дереву опустившая хвост белка. А увидела блеснувшее в семечках колечко – растерялась вовсе: – А это… это чё такое?! То уж точно не мне она… кому ж тогда несла? И дорогущее, видать, такое.

Стала почему-то волноваться и его хозяйка. Распаренная банным контрастом и слегка расслабленная выпитой кружкой холодного пива, рыжеющая из простынки конопушками тела женщина поспешила к своему шкафчику. Быстро, чуть не сбив с ног несущую им новые напитки буфетчицу, вернулась назад и тревожно заявила:

– Всё, бабоньки, мне пора смываться. Ленка к домашнему телефону не подходит, а «сотку» я ей не дала… В общем, нелады какие-то с ней!

– Да успокойся ты, совсем её зашугала. Дай хоть чуток оторваться от юбки твоей! – рассмеялись также порозовевшие телесами подруги.

Но когда узнали, что девчонка-то эта, считай, материнским доверием окольцована, вмиг посерьёзнели и тоже завздыхали. Мол, и вправду, где же она, стрекоза, запропастилась с таким ценнейшим грузом всего их фамильного рода?

Для самой уже заплаканной «стрекозы» настал, меж тем, час как будто помутнения. ещё и ещё много раз бессмысленно обежав разлапистую сосну, она стала ощупывать буквально каждый её жилисто выступающий из песчаного грунта корешок. Заглядывать во все даже самые маленькие расщелины. А потеряв в отчаянии последнюю надежду на успех, Лена слезно посмотрела на величавую и мрачно закрывшую небо крону и прошептала:

– Теперь мне луч-ч-чше, лучше… утонуть, чем без колечка домой идти.

Чтобы не привлекать к себе внимание ещё шумно резвящихся в воде девчонок, тихо побрела в сторону каменистой извилины речки. Зацикленно бормоча словно стих: «Лучше так, чем такой косяк!» Присела обдумать порядок своего утопа, сумбурно вспоминая все увиденные и услышанные телесюжеты подобного жанра. И выбрала самый для себя «простой и быстрый» вариант: прямо в одежде нырнуть с высокого камня и уже на большой глубине резко сделать свой последний выдох.

Мысленно, подобно руководительнице их школьного драмтеатра, проиграла все главные штрихи уже нахлынувшего на глаза действа. Встала на край отшлифованного ветрами и солнцем камня. И, вдохнув полной грудью почти осязаемой свежести лесного воздуха, последний раз обвела своим детско-жалост-ливым взглядом бездонную голубизну неба. «Но мне сейчас… не туда, а только вниз», – подумала Лена, зажмурилась и бросилась головой в водную темень бьющей о берег волны.

Но сделать тот роковой выдох пришлось раньше срока. Зацепившись распарашюченным на лету платьицем о сучок выступающей из-под камня коряги, она повисла уже над водой почти с захлёбным криком:

– Ой, мам… ма-а-а-амочка!

Бултыхнувшись несколько раз в гребни волн, с трудом подтянулась руками к сучку. Отцепилась от него и сквозь слёзы решила-таки «идти до конца», вернуться к задуманному самонаказанию. А услышавшая этот задребезжавший от страха и воды, но всё же знакомый голос белка тоже встрепенулась. «Так это она, оказывается, Ленуська, она откуда-то ровно из земли свою беду выказывает!» – вскинула хвостом пушистая. И несколькими затяжными прыжками по соседним деревьям достигла этой, уже отдающей приторным запахом трагедии, надводной точки.

Полупромокшая девочка поднялась на камень и, стыдливо целуя нательный крестик, мысленно взмолилась: «Боженька-Боженька! если не можешь вернуть мне колечко, то помоги хоть нормально утопнуть». Безразлично закинула на спину уже слегка потрепанную в воде косичку. И напоследок, делая лицом к речке свой прощальный вдох, услышала подобие необычного свиста. Как будто кто-то сквозь сомкнутые зубы, приложив к ним сложенные большой и указательный пальцы, тоже втягивал тот же напоённый лесом воздух. Но при этом ещё и словно чмокал.