Ликвидатор

Пока вампирша облизывалась… Бросок был на грани моих возможностей. Клинок ударил снизу, выше локтя. Защиту она «взяла» слишком поздно! Только толку-то? Я отлетела в одну сторону, а отрубленная правая рука вместе с «косой» Тамерлана в другую. Истеричный крик едва не разорвал барабанные перепонки, оглушив меня. Рухнув на землю, рука поскребла пальцами по земле и затихла. Зря что ли лезвие столько оттачивали… Бой замер. Уперев Шамрах острием в землю — знаю, что нельзя, но иначе грохнусь — я стояла на колене, пыталась успокоить дыхание и избавиться от шума в ушах. Дэниза тупо смотрела на уже прекратившую идти из обрубка кровь — слишком быстро она остановилась.

Слишком быстро!

Сейчас бы достать вампиршу, но сил на повторный бросок нет. Вытерев лицо рукавом — о да, нашла чистую вещь — ага! — я все же встала на ноги. Меня пошатнуло, перед глазами все поплыло, в ушах зашумело. Да еще рана на ноге «вопила». Ничего, бывало хуже. Намного. Теперь бы довести дело до конца. Что ж так шумит-то…

— Ты зря это сделала, — голоса у Дэнизы уже не было, осталось сплошное шипение змеи.

Я смолчала. Чего тратить силы на разговор… И я пропустила удар. Бок взорвался болью, сабля отлетела, а меня вздернули вверх. За шею.

— Дрянь! — пальцы на моей шее начали сжиматься.

Больно!

Сердце заколотилось как бешеное от недостатка кислорода. Перед глазами все меркло. Вампирша старательно сжимала руку на моем горле. Я так долго не протяну.

— Сдохнешь как собака! — трудновато ей душить меня левой, но она справиться. Настырная ведь…

Времени у меня нет, еще минута как максимум и я благополучно «склею ласты». И есть только один выход. И хрен с ним с постфактумным состоянием — хоть в живых останусь. Закрыв глаза, я мгновенно «увидела» в темноте второго зрения кроваво-красную, до предела натянутую, нить. Мое проклятие, мой дар, моя жизнь, моя смерть и мое спасение…

Дзынь!

Я отпустила эту нить, и она взвилась подобно кнуту!

Щелчок!

Раскрытие!

Дэниза не успела уловить изменения, когда я нанесла удар, заставляя разжать руку. Выпустив меня, она отшатнулась, шипя от боли. Я рухнула на землю, во рту появился привкус крови. Машинально облизнулась — гадость и кислятина! Дыхание было рваным, камни под ладонями я не чувствовала — просто знала, что там камни. Панорама перед глазами напоминала экран старого компьютера в моем родном мире: черно-серый экран и зеленый контур паровозика из тренинга на знание клавиатуры — старая почти детская игрушка. Все черно-серое, сами предметы — контурные. Двухмерка, безо всякого объема… Крылья зашевелились, заставляя напрячься мышцы спины, но боли пока не было. Вампирша капитально оглушила, я даже крылья раскрыть не могу сразу же.

— Да что ж ты никак не помрешь-то! — Дэниза вправила руку на место — каким макаром — мне все равно — я услышала только хруст — и поднялась на ноги.

— Не могу без тебя уйти, — я с трудом встала с колен. Черты лица вампирши тоже были контурными. Что у меня с глазами — не знаю, но не разбираться же сейчас.

Она опешила: — Нелюдь! Истребитель и вдруг нелюдь!

— А ты ждала человека? — прыжок вперед, чтобы сбить ее с ног, удался. Я не промахнулась, и мы покатились по камням. Пальцы еще успели сорвать с шеи мастодонтши шнурок с какой-то странной пентаграммой прежде чем меня выгнуло от боли и крылья наконец-то раскрылись. Аннигиляционное поле разошлось мгновенно, стирая все живое и неживое в пределах досягаемости. Крик Дэнизы оборвался, ее удар когтями по моей незащищенной шее не достиг цели — рука просто растворилась. Последнее что я видела — жуткую ненависть в глазах исчезающего Мастера вампиров, кошмара Тамерлана, его проклятия. И темнота… Выжить-то я выживу. Здесь вопрос не стоит. А вот дойду ли я сама до поселка — вопрос. И еще какой. Везение всегда проявляется странно…

Глава 4

Из забытья меня буквально выбил противный скрипучий голос: — Ой дура! Ду-у-ура девка! — с хорошим таким подвыванием!

Тела я не ощущала, где нахожусь тоже. Только холодно было… Глаза открылись сами. Надо мной нависало серое хмурое небо.

— Ду-у-ура!

И этот чертов голос! Он мне в кошмарах когда-то снился!

— Я же говорю — дура!

— Рэр, — речь далась с трудом, и голос какой-то чужой, не мой, да еще горло болит, — ты решила заменить по доброте душевной мою совесть?

Завывание о моей принадлежности к неким слабоумным представительницам слабого пола как ножом обрезало, зато появились ехидные нотки. — А кто виноват, что она у тебя атрофировалась за ненадобностью?