Ликвидатор

– Без «но», – жестко сказал я, – война идет. Третья террористическая. Этим до глубокой двери, кто ты. Какой ты. Они едины, монолит. Ты сам видел. И тот, у кого один раб, и тот, у кого их десятки, – они все один народ. Не будем такими же – сгинем. Я тебя уговаривать не буду. Но и помогать – не помогу в случае чего. Когда тебя и твоих мальцов, которые тебе поверили, резать будут – вспомнишь, о’кей?

Питон плюнул в темноту.

– Дерьмо ты.

– Я знаю. Итак?

– Ладно, давай.

Я достал второй, точно такой же листок. Надо бы найти первый… да неохота шариться. Но все равно выйду, посмотрю – может, и найду.

– Думай башкой, друг. Сейчас не те времена. Возьмемся за руки, друзья, чтобы пропасть поодиночке.

– Да пошел ты… – Питон скрылся с балкона.

Хоть он меня и не любит, но знаю – сделает. У них – антифа – своя свадьба. У нас своя. Они леваки, я правак… наверное. Но судьба у нас одна, как я и сказал. Когда придут эти – они не будут разбирать, кто прав, а кто нет – это для них вообще не имеет смысла. Для них есть свои и есть чужие. И ничего кроме этого.

Ладно…

Тут я заметил, что девушка не ушла. Наоборот – она повернулась и в упор смотрела на меня, подсвеченная светом из комнаты. Красивая…

– Сколько тебе лет? – спросил я.

– Тебе какое дело?

Я пожал плечами:

– Да никакого…

Девушка подумала. Потом сказала:

– Кое-кто из ваших был с нами. И на Болоте, и дальше.

– И что?

– Как ты можешь защищать эту власть? Они же… – Она задохнулась, не в силах подобрать слова…

– Давай так. Что тебе сделала власть? Конкретно?

Она зло зыркнула на меня.

– А что, надо сопротивляться, только когда сделали конкретно что-то лично тебе?

– Я полагаю, что надо сопротивляться чему-то конкретному. Точнее – кому-то конкретному. Вот вы воюете против государства. А государство – это кто?

Она пожала плечиками:

– Менты. Прокуроры.

Я рассмеялся. Искренне, хотя и не прекращая следить за тем, что происходит в комнате.

– Менты? Я тебя умоляю. Кто они такие? Часть из них – еще мальчишки, из какого-нибудь депрессивного сельского района, которым иного хода в жизни нет, вот они и поступают на ментов, потому что на юрфак им не поступить. А тут и форма, и степуха какая-никакая, и трудоустройство. Чего с ними воевать, они сами всего боятся. Часть – это такие б… на которых клеймо ставить некуда. Для них ксива – как волшебная палочка, а должность – способ стать миллионером к сорока. Если до того не посадят. Государство – да срать они на него хотели. Есть и правильные… только мало их. Не терпит их система. В прокуратуре то же самое. Так с кем ты борешься?

…

– Я скажу кое-что про тех, кто борется с государством. Большинство из них – просто бздуны. Понимаешь – воевать с государством безопасно и в то же время относительно круто. У нас в обществе обиженку всякую любят. Как же – от государства пострадал. Хотя на том же Болоте, когда вас дубинками дуплили, я бы тоже дубинку взял да приложился пару раз. Чтобы дурь выбить. А вот бороться с ресторатором Ахмедом, который кафешку купил и там точку сделал, или таджиком Абидуллой, который соседнюю квартиру купил, и теперь в подъезде от нариков не протолкаться, – это совсем другие расклады. Это же надо конкретно что-то делать. Собираться, обсуждать, заявы писать, идти их относить, участкового пинать. А тот же Абидулла нариков может нанять – они тебе машину спалят, а то и нож в брюхо. Это тебе не с государством воевать, тут конкретно подставляешься. Свою любимую пятую точку.

Девица захлебнулась от возмущения.

– Да… как ты можешь? Ты что, не знаешь, сколько политзаключенных по тюрягам сидит? Тебе сказать?

– Ну да, конечно. Одних с дозой поймали. Других – еще с чем. А ты хоть представляешь примерно, сколько наших, русских, в земле лежит? Кого в Чечне или Дагестане тихо кончили. Кто во время КТО [41]

лег. Кого на родной улице тихо ножом пырнули. Кто без вести пропал. Хоть представляешь? Нас без ножа режут – а вы х…ей занимаетесь…

– Мы вообще-то тоже боремся.

Я зевнул.

– Ага. Заметил. Ты мне еще скажи, что государство виновато в том, что по всей стране «чехи» неприкаянные гуляют.

– А что – не так?!