Ликвидатор

Уайлд чиркнул спичкой и стал смотреть, как записка становится коричневой, а потом сворачивается, превращаясь в ничто. Он подумал, что желание Кэннинга встретиться с ним, впервые за три года, именно в тот день, когда он сам впервые в жизни захотел с ним повидаться, было уж слишком большим совпадением. Но не таким, в котором он мог разобраться до наступления шести вечера. Он не видел никаких причин менять свои планы, а потому взял листок бумаги, написал короткое письмо и, свернув, положил в длинный конверт, затем засунул одну пачку пятифунтовых купюр в задний карман брюк, по одной в брючные карманы и по одной — в карманы пиджака. Шестую пачку он вскрыл и положил двадцать купюр в бумажник вместе с конвертом, оставив остальные восемьдесят в нагрудном кармане.

— Доброе утро, мистер Уайлд, — сказал клерк «Трасти-Сэйвингс-банк». — Хорошо выглядите. Вернулись из поездки?

— Острова Пролива, как обычно. В это время года там просто великолепно. — Уайлд передал ему восемьдесят купюр.

Еще через полмили он зашел в банк «Нэшнл провиншэл».

— Доброе утро, мистер Кларк, — поприветствовала его кассирша.

Уайлд дал ей сто пятифунтовых купюр.

— Прекрасный день для октября, не так ли? — сказала кассирша.

— Да, — ответил Уайлд.

По северной линии он доехал до Бейкер-стрит и прошел пешком до конторы Мартина.

— Доброе утро, мистер Уолтерс, — сказал кассир. — Все готово к новому сезону?

Уайлд дал ему сто пятифунтовых купюр.

— Мы уже на пути.

Клерк пересчитал деньги:

— Все на одну скачку, мистер Уолтерс?

— Да, — ответил Уайлд. — Фаворит упал у последнего препятствия.

— Вас послушать, так самому сыграть захочется, мистер Уолтерс. Неужели вы никогда не проигрываете?

— Если бы я проигрывал, то незачем было сюда приходить.

Было двенадцать минут первого.

Уайлд поел в «Парамаунт-грил». Углубившись в стейк на косточке, он вдруг понял, что чувствует себя напряженно. Поездка к Кэннингу напоминала о томительной дороге, ведущей в кабинет директора школы. Кэннинг не только руководил организацией, он воплощал собой предельную авторитарность викторианского истеблишмента: то, что было хорошо для страны Кэннинга, непременно должно было быть хорошо и для всего остального мира. Чтобы Энтони Хогарт Кэннинг когда-либо усомнился в ценности того или иного мотива или решения, было попросту невообразимо.

Уайлду пришла в голову мысль, что он вызывает в себе ненависть, почти так же, как делал это на задании. Он допил вино и пошел в «Мидланд» со своей последней тысячей. Молодая женщина улыбнулась ему, но ничего не сказала. Судя по размеру текущего счета, мистер Уайлд был очень важным человеком, который редко вступал в праздные разговоры.

Было половина третьего. Теперь Уайлд пошел к Бутчеру. По средам днем спортивный зал был закрыт для всех, кроме него. Он поработал час, потом переключил внимание на деревянный манекен в рост человека. На грубо вырезанной фигуре свободно болтался костюм из мешковины. Уайлд ударил правой рукой, целя туда, где шея соединялась с плечом.

— Ты никак не сосредоточишься, Джонас, — сказал Бутчер. — Ты должен ударить его не только мышцами, но и мыслью.

Уайлд снова размахнулся и зарычал. Бутчер снял мешковину. От плеча вниз до середины груди цельное дерево треснуло.

— Так-то лучше, — сказал он.

Уайлд вернулся в квартиру, принял душ, переоделся во фланелевые брюки свободного покроя и спортивную куртку, подумав, добавил старый плащ-накидку, взял трубку и табак и пошел к гаражу. Ехал он медленно.

Дом Кэннинга находился в Пимлико и представлял собой высокое, узкое здание георгианской эпохи, имевшее в среднем по две комнаты на этаже. Кэннинг купил его по дешевке четыре года назад, сразу же после женитьбы. Оно требовало основательного ремонта, и новый хозяин потратил небольшое состояние, избавляясь от сухой и мокрой плесени, а также от жуков-древоточцев. Еще он посчитал необходимым обновить крышу и провести центральное отопление. На деньги, которые он потратил, можно было купить особняк за городом, но теперь он, очевидно, владел тем, что хотел иметь, — городским домом «с особым выражением лица». Уайлд предполагал, что Кэннинг, будучи государственным служащим и обладая абсолютной уверенностью в будущем, представлял себе уход на пенсию не столько в терминах снижающейся работоспособности, сколько в терминах возрастных перемен, которых следует достичь. Но до шестидесяти пяти ему еще было далеко, и к тому времени эта вавилонская башня сильно вздорожает, если район будет по-прежнему развиваться.

Теперь эстафету траты денег перехватила миссис Кэннинг. Она увлекалась антиквариатом. Уайлд тщательно изучил дверной молоток, который мог оказаться очень старым. Молоток, однако, не был старым, и Уайлд без опаски постучал им в дверь трижды.