Я подумал, что рыжий явно пришел в экстаз, когда узнал, что не является моим подчиненным во время отпуска, а наоборот — должен всячески пасти меня и докладывать на базу об имевших место неосторожных высказываниях и, не дай Бог, попытках связаться с силовыми структурами с целью заложить всех с потрохами.
— Послушай, Мойша, не пора ли тебе заткнуть клоаку? — Я подошел к нему вплотную, так что почувствовал его тяжелое дыхание. — Или мало я вас, сволочей, учил соблюдать вежливость по отношению к командиру? Мой отпуск ровно тридцать дней, а потом мы вместе снова будем здесь — ты и я. Так что стучи себе спокойно, пока стучится, а злить меня не советую. А то сначала будет больно, а потом… — закончить я не успел.
Самурай тихо свистнул, подождал, пока я не повернусь в его сторону, а потом медленно, сверля меня острым холодным взглядом, покачал головой.
— Не трогай его. Он не будет больше так говорить. — Самурай ткнул рыжего в грудь крепким, как стек, указательным пальцем, отчего тот охнул и стал конвульсивно откашливаться, пытаясь восстановить дыхание. — Правда, напарник?
Альберт прошипел, как гадюка, с ненавистью глядя то на меня, то на Самурая:
— Правда…
— Тогда пошли в джип. — Я кивнул узкоглазому и первым вошел в открытые двери гаража.
До взлётной полосы мы ехали на том же самом камуфлированном «уазике», который когда-то доставил меня на базу. Только на этот раз до пункта назначения машина доехала за двенадцать минут, а не за час, как раньше. Уже не было необходимости пудрить мозги начальнику охраны, которому по должности необходимо было знать каждый куст на пять километров вокруг скалистого холма, в котором размещалась база. Вертолёт уже ждал нас. Мы быстро взбежали по низкому трапу из трех ступенек, второй пилот закрыл дверь и дал команду на взлёт. Тотчас пронзительно взвыли двигатель и редуктор, и лопасти винта стали стремительно набирать обороты. Через пару минут шасси плавно оторвались от гладкого покрытия взлетной полосы, и мы поднялись в воздух. Я сел ближе к иллюминатору и с любопытством смотрел на заснеженный лес, простирающийся до самого горизонта, на скалистые Карпаты, в этот утренний час светящиеся оранжевыми отблесками поднимающегося из-за горизонта солнца, и мне отчетливо вспомнился мой полёт на маленькой пластиковой «стрекозе», завершившийся в результате такими переменами в жизни майора Боброва. Такой уж я человек, мне всегда требуется ощущать себя уверенным в завтрашнем дне. И когда представился шанс перевестись на не особо пыльную и хорошо оплачиваемую службу в «Золотой ручей», я не долго думал. Афганистан сидел в печёнках, хотелось покоя, размеренности и осознания железной стены за спиной. Пять лет я наслаждался покоем, но вот в одночасье всё встало с ног на голову. И теперь я работаю на людей, одно упоминание о которых когда-то вызывало во мне чувство плохо скрываемого презрения. В моей судьбе наступил период, следом за которым неизменно должен был последовать Апокалипсис. Я чувствовал. И точкой отсчета моего обратного пути должен стать именно день сегодняшний. Но я не хочу уйти просто так. Я жажду забрать с собой как можно больше голов этого проклятого чудовища, своими когтистыми лапами охватившего всю страну, все города, всех; Многие еще наивно верят, будто мафия где-то там, за высокой стеной. Нет, она совсем рядом, она уже давно и незримо управляет нами, как марионетками, она не убивает нас только потому, что своим присутствием на земле мы делаем ее еще богаче, ещё могущественней, ещё сильнее…
— Я сяду недалеко от Львова, на спортивном аэродроме! — прервал мои мысли громкий оклик пилота, обращавшегося к нам всем. — Там выйдете на трассу и увидите красные «Жигули», номер «а35–78ЛИВ». Это наши. Дальше разберетесь сами! — Он обернулся и окинул троицу «бизнесменов», облаченных в модные импортные шмотки, оценивающим взглядом. Затем отвернулся, поправил наушники и стал кого-то вызывать по рации. Понять, кого именно, не представлялось возможным, так как треск в салоне вертолета стоял оглушительный.
Я непроизвольно посмотрел на свою охрану и с удовольствием отметил кислые, похожие на выжатый лимон, физиономии. Страдающему жестоким похмельем Альберту было особенно худо. Замечательно. Если им плохо, значит мне — хорошо. Хотя оглушающий рёв действовал, безусловно, и на меня, но я предпочитал не обращать на него внимания. Мысленно я находился уже далеко отсюда, на побережье Балтийского моря.
Казалось, прошла вечность, прежде чем шасси вертолёта коснулись щербатого покрытия старого досаафовского аэродрома, отделенного от скоростного шоссе только узкой лесозащитной полосой и полуразвалившимися строениями бывших авиационных мастерских.
— Орёл. — Самурай смерил начинающего приходить в себя Альберта хитрым взглядом. — Вставай, пора освежиться! — Он поднял и вложил в руку рыжего стоящий рядом чемодан и сильно подтолкнул в спину, одновременно открывая дверь вертолёта. — Прыгай вниз!