Ликвидатор

Я взбегаю по ступеням гранитного крыльца и оказываюсь перед дверью. Препятствие солидное, оборудованное двумя надежными ригельными замками. С ними придется поработать, но я не отчаиваюсь. Главное заключается в том, что генерал поскупился на сигнализацию. Или же он просто счел излишней данную предосторожность при такой охране и крутых замках.

Я вытаскиваю из кармана отмычки, отобранные заранее. Для сложных замков с ригельным устройством подходят только такие. Потом натягиваю на руки тонкие перчатки, приседаю на корточки и начинаю колдовать.

С первым замком мне удалось справиться быстро. Второй упирался около получаса. Я уже нервно посматривал на часы, большая стрелка которых норовила поравняться с цифрой «четыре», когда сложное устройство издало характерный хруст и дверь поддалась легкому усилию.

Я проскальзываю внутрь. Планировка дома мне хорошо известна. Приходилось бывать на цокольном этаже, где находится баня, бассейн с подогревом, туалет и комната отдыха. Поднимался я и на второй, где располагались три спальни, две ванные комнаты и рабочий кабинет. А обстановку первого я знал настолько хорошо, что мог бы пройтись по нему с завязанными глазами.

Шагая по ступеням лестницы, я прячу отмычки и снова вытягиваю из-за пояса пистолет.

Зимой Семирядов обитает в самой теплой спальне, по стене которой проходит каминная труба. Летом перебирается в соседнюю, с видом на сад.

На полу второго этажа лежит дорогой ковролин. Шагов не слышно.

Вот и нужная дверь. Я плавно нажимаю ручку, толкаю, и створка послушно приоткрывается.

Глаза мои давно привыкли к темноте. Необходимости в освещении нет. Я и так вижу человека, лежащего на кровати, но для верности все же включаю фонарь, прикрываю ладонью яркий луч и подхожу вплотную.

Да, это Семирядов. Спит мертвецки.

Это хорошо. Значит, он не подозревает о моем бунте, иначе побеспокоился бы о контрмерах.

«Что, товарищ генерал, думали, будто о ваших замыслах никто не узнает? – Я поглаживаю указательным пальцем спусковой крючок. – Зря. Отныне вы больше не будете вешать мне лапшу на выступы рельефа. Повидали мы персон вроде вас и в фас, и в профиль. Я ведь тоже профессионал. Вы – замечательный организатор и аналитик, а моя обязанность – аккуратно ликвидировать всякую сволочь. Так что не обессудьте. Все при деле».

Нет, убивать изощренно, так, чтобы человек перед смертью помучился, все же не по мне. К тому же у меня вдруг появляется желание напоследок пообщаться с поддонком, по сути сломавшим мою жизнь. Если бы не Катя!..

Я направляю луч света в глаза спящего генерала. Он морщится, но не просыпается. Устал бедолага.

Я срываю с него легкое одеяло и командую:

– Подъем, господин генерал!

Семирядов вздрагивает, открывает глаза. Я отвожу луч в сторону.

– Что?.. Кто?.. Что такое?

– Крепко спите, Константин Андреевич. Значит, совесть не мучает.

– Пинегин?

– Узнали? Я, генерал.

В маске больше надобности не было, поэтому я ее снимаю.

– Что тебе надо, Пинегин?

– Расчет получить.

– Ты в своем уме?

Рука Семирядова тянется под подушку. Он наверняка по старой привычке хранит там ствол.

– И не пытайся! – перехожу я на «ты». – Не успеешь.

– Ты мне объяснишь, что происходит?

– Объясню. Я получил заказ на устранение одной женщины.

– Ну и что?

– А то, что мы с ней… но это к делу не относится. Важно другое. Мне прекрасно известно, что она не занимается той мерзостью, что так красочно описана в досье.

– Уверен?

– Абсолютно. Тем более после доверительного разговора с полковником Трухиным после введения ему «Провала».

– Вот оно что… Значит, ты все узнал.

– Да.

– И что теперь? Сколько ты хочешь, чтобы закрыть тему и разбежаться?

– А сколько стоят жизни невинных людей, которых я убил по твоему приказу? Сколько стоит моя искалеченная душа?

Семирядов морщится. Надо признать, держится он достойно.

– Не надо пафоса, Пинегин. Ты ведь знаешь, что людей, не виновных совершенно ни в чем, не существует по определению.

– Ну да. Ладно я, а вот в чем виновата Забравская? Ведь ты же решил после Екатерины Лавровской убрать и нас с Миленой. Она-то в чем виновна? В том, что передавала мне досье и принимала отчеты?

– Чертов Трухин!..

– Согласен. А какую ты красивую историю про наркоту в Афганистане придумал!

– Так! Все, Пинегин! Достаточно лирики. Называй сумму!

– И все-то ты меришь деньгами, генерал.

Он находит в себе силы ухмыльнуться и заявляет:

– Что-то ты ни разу не отказывался от вознаграждений, хотя должен был просчитать, что такие деньги за ликвидацию противника спецслужбы не платят.

– Ты прав, но я верил тебе.

– Так в чем же дело? Повторяю вопрос. Сколько ты хочешь за мою жизнь? Заплачу немедленно, не торгуясь.

– Сколько? Да ничего я не хочу.

– Совсем ничего?

– Кроме одного. Будь ты проклят, шакал!

Семирядов заметно бледнеет.

– Стас! Не делай этого. Мы договоримся, ведь…

– Тебя уже нет! – говорю я и произвожу два выстрела в голову.

Потом свечу фонарем, осматриваю тело, прикладываю пальцы к сонной артерии. Хотя по подушке, набухшей от крови, и так понятно, что с генералом покончено.

Пульса нет. Готов.