Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Книги 1, 2, 3. Самая полная версия

Ванин, беря тупой большой нож со стола, делая пару пассов в воздухе:

– Да будет тебе Ческис! Живой или мертвый!

– Ок. Верю. Но мертвый тоже сгодится… – На том и разошлись…

Рядовский собирался Дмитрию Ческису предъявлять обвинение по части второй статьи 105 (убийство группой лиц), с «пристегнутой» 209 (бандитизм) буквально сразу после возвращения из США. Предполагалось, что он, думая, по окончанию суда, будто ему более ничего не угрожает, вернется в «Норильский никель». Что и как было, читатель помнит…

После дуэли Надежды и адвоката Мидлина, на которой последний был разбит в пух и прах, предстояли выступления адвокатов же, подсудимых, и государственного обвинителя, после чего, уже имеющие полную картину преступлений и вины или безвинности, присяжные заседатели удалялись для обсуждения поставленных перед ними нескольких десятков вопросов, результатом чего и должен был стать ВЕРДИКТ…

Обсуждения «Двенадцати», длившиеся вечер и почти всю ночь, все же закончились. Это время остальные участники чувствовали и вели себя по-разному. То встречаясь в пустующем буфете здания суда, то в коридорах, то в туалетах, то в отведенном для курения месте, хотя курили, кажется везде.

Где-то посередине этого мытарства рядом со вдовой появился оперативный сотрудник, «курирующий» прохождение суда:

– Надежда Юрьевна, разрешите отвлечь Вас на минуточку?

– Ну хоть какое-то развлечение… Конечно!

– Вам просили передать… то есть ввести в курс дела: зная, что Вы переживаете о возможности оправдательного вердикта присяжных в отношении Пылева, Трушкин просил успокоить.

– Хм… И как же?

– Пойдемте… – Они прошли в пустующий зал заседаний:

– Взгляните в отрытое окно… – Предложение не показалось странным или несущим какую-то опасность, хотя я бы лично задумался. Надя взглянула, покрутила головой – ничего достоянного внимания:

– Ничего не вижу…

– Сверху… – посмотрите наверх… – Над головой, метрах в трех, свисающими с верхнего этажа, болтались какие-то лямки…

– Что это?

– Если присяжные его отпустят, изо всех щелей сюда ввалятся бойцы ОМСН, захватят, после чего Пылеву будет предъявлено новое обвинение с перечнем новых раскрытых убийств…

– Ииии?..

– И увезут в неизвестном направлении…

– Ииии?.. – Она уже хотела было продолжить: «Закопают в лесу!», но наступило разочарование, хотя тоже вполне устраивающее:

– Нет, скоро он окажется в той же замечательной тюрьмушке, где его будут с этим обвинением ознакомлять, и все начнется заново…

Честно говоря, людей, не понимающих вину Пылева в природе, кроме него самого, не было, но ожидать можно было всякое, а потому и приготовление было не лишним… Надежда Юрьевна рассказывала через одиннадцать лет об этом с саркастической улыбкой, как человек, лишившийся обещанного, мало того, редчайшего зрелища, хотя и понимала, что силы на «третий заход» (на прохождение заново судебного следствия), вряд ли у нее нашлись бы… но сам спектакль!

На вынесении приговора, происходящего через несколько дней после оглашения вердикта коллегии присяжных заседателей, вместе с Надеждой присутствовал и ее сын. После перечисленных федеральным судьей Усовым вин обвиняемых и «розданных» сроков, одиннадцатилетний юноша своей серьезностью и решительностью выглядел возмужавшим мужчиной. Взяв обессилевшую от напряжения руку матери в свою, глядя ей в глаза, полные печальной гордости от достигнутой цели, но не способной вернуть мужа, он произнес: «Мама, большое спасибо за то, что ты это сделала!». Это были те же слова, что услышала вдова одиннадцатью годами раньше, протягивая новорожденного сына его отцу, которому оставалось жить ровно один год и семнадцать дней…

Все опустошилось внутри только что разряженного от состоявшейся мести организма. Холод сгущался, поток эмоций встал, как прекращается течение реки перед внезапно закрывшейся плотиной. «Емкость» чем-то наполнялась, но чувствовалась только разряженность вакуума, навязывающиеся ощущения создавали впечатления, которые возможны при захватывании смертью живых существ – медленно и бесповоротно.

Душевность прошлого и даже настоящего, смерзаясь кристаллами безразличия, материализовывалась в офизиченную констатацию сбывшегося сумасшествия. Будущего не было совсем, как и мыслей о нем – зачем мысли, если нет в их сути необходимости?!

Все застыло, будто студнем, но страха не было, как и желания чего-либо предпринять. Время, тяжело ступая по ее потерявшемуся в тумане предстоящего бытию, тянуло за собой еле бьющееся сердце. Вслед натягивались сосуды, выворачивая наизнанку всю душу. Никогда не чувствуя подобного, Надежда, видела перед собой только один выход – прочертить границу между вчера и сегодня, забыв мучающее в прошедшем, увлекаясь новым, живым, настоящим. Но призраки, державшие крепко ее душу в своих руках, маниакальным увлечением направляли к Ческису и Пылеву. Ей захотелось большего, чем произошло сегодня!