Уже немолодой, начинающий полнеть, с дружелюбным взглядом больших круглых глаз за толстыми стеклами очков, он производил впечатление больше доктора, чем адвоката. А может быть, настоящий адвокат и должен смотреть на клиента таким же, заранее понимающим и успокаивающим взглядом, каким опытный доктор встречает пациента.
Фройденшусс резко отличался от мелкой адвокатской рыбешки, которую можно встретить на любом углу и которая готова торговать не только государственным правом, но и вашим собственным. Отдельные мелочи его поведения, манера ставить вопросы, принципиальный подход к денежным проблемам, угол, под которым он выяснял для себя и освещал для вас дело, заставляли верить, что для него понятия чести, морали и человечности – слова непустые.
В наше время найти такого адвоката довольно трудно.
Однако в нашу первую встречу порядочность Фройденшусса меня интересовала мало. Наоборот, я втайне надеялся, что, по обычаю большинства адвокатов, он попытается раздуть конфликт в судебное дело подлиннее и посложнее. Я ждал, что тонкую работу сгущения красок Фройденшусс возьмет на себя. А я, получая от него раздутые факты, смогу превращать их в прямую угрозу господину Хофбауеру.
Методы работы Фройденшусса оказались иными. Через несколько дней на почтовый ящик в горное местечко, где Хофбауер предположительно отдыхал после европейских треволнений, пришло письмо с просьбой приехать в Вену.
Заходя в подъезд адвокатской конторы Ляйтнера, я увидел в стекле двери отражение двух фигур, дежуривших на другой стороне улицы – Валентина и Окуня. Их послал Мирковский. На всякий случай.
В свойственной ему манере Фройденшусс перешел прямо к делу, и голос его звучал довольно весело:
– Ну, дело ваше можно считать улаженным. Ллойд исправил свою телеграфную ошибку. Деньги в вашем распоряжении. Обменены они Национальным Банком по довольно низкому курсу. С этим придется вам примириться. Курс штрафной. Все потому, что ваш рассказ о датском наследстве, честно говоря, не особенно убедителен. Но это и неважно. Вы заявили о деньгах Австрийскому Банку вовремя и перевели их в Австрию. Доказывать, что деньги получены честным путем, вы совершенно не обязаны. Таких законов нет. Пусть Австрийский Банк попробует доказать вам обратное. Но они и не будут заниматься этим. Нам остается только закрыть следственное дело, начатое Шрефенеккером. И это несложно. Дело, по моему вызову, пришло в Верховный Суд, сюда, в Вену. Если мы с вами сейчас туда пойдем, один мой знакомый судья запишет коротко ваши показания, вынесет решение о сдаче дела в архив, и мы с вами еще успеем вместе пообедать. Я до трех свободен.
Фройденшусс взглянул на часы и потянулся было к кнопке звонка, чтобы позвать секретаршу.
– Одну минутку, – остановил я его. – К сожалению, все не так просто.
Он удивленно откинулся обратно в кресло.
Я медлил. Подобрать правильные слова мне было нелегко. Я почувствовал, что устаю бороться. Неожиданное «воскресение» Хофбауера из полумертвых принесло ощущение отчаяния. Выдержка ускользнула от меня. И я пошел на довольно рискованный шаг:
– Все, что вы мне рассказали, очень для меня плохо, господин Фройденшусс.
– Плохо?
Фройденшусс решил, наверное, что ослышался.
Я продолжал:
– Да, очень плохо. Я буду с вами предельно откровенным. Без этого, видно, не обойтись. Вы адвокат и обязаны хранить профессиональную тайну. Дело в том, что я совершенно не заинтересован в ликвидации дела. У меня исключительно сложное положение. Я связан с группой людей, мешающих мне жить и толкающих меня на преступную дорогу. Вы чувствовали, конечно, что деньги эти не мои. Откуда у меня и могли бы появиться такие деньги. Есть люди, занимающиеся специфическими торговыми операциями с заграницей. Я не могу говорить вам всего. Могу сказать только одно – мне не по пути с ними. Но они держат меня и привязывают к своим грязным делам. Есть только один путь освободиться от них: напугать и доказать, что Хофбауер больше им не пригоден. Что Хофбауера вот-вот могут арестовать. Я скажу им, что вынужден уехать за границу, и действительно уеду. Вы знаете о моих знакомых в Дании. Они помогут мне найти там работу и порвать со всеми двусмысленными торговыми делами. Я не был преступником и не стану им ни в каком случае. Помогите мне в этом.
Адвокат сидел, глубоко опустившись в кресло, и смотрел на меня ошеломленными, неверящими глазами:
– Н-не знаю. Что же я-то могу сделать? И потом, – я же адвокат. У меня есть профессиональная дисциплина.
– Я не прошу у вас ничего, противоречащего вашей профессии. Вы считаете, что дело мое закончить ничего не стоит. Но ведь это вопрос мнения. А не могли бы вы решить, скажем, что шансов избежать судебного следствия у меня почти нет? Что Банк заинтересуется вопросом происхождения денег и будет преследовать меня. Что мне нужно скрыться за границу. Что мне нельзя появляться в Австрии без доказательств происхождения денег. Что, короче говоря, у меня земля горит под ногами.
– Я не могу сказать подобных нелепостей ни Банку, ни Суду…