- План такой, - быстро заговорил майор, - сейчас мы идем в театр. Смотрим дальше. Скоро там будет дуэль Онегина с Ленским… Ленский поет знаменитую арию «Куда, куда, куда вы удалились…». Потом его убивают. Дальше там слушать в общем-то нечего, ну разве что полонез и арию Гремина… Потом мы садимся и все спокойно обдумываем.
- Та шо тут думать?! - вскипел Гоцман и снова зашагал, но уже в другую сторону.
- Куда опять? - нагнал его майор.
- Цветы выкину.
- Зачем? Отдашь на сцену…
- Я ей купил, - сквозь зубы процедил Гоцман.
Он яростно пихнул букет в ближайшую урну, потом шваркнул по нему подошвой лакированной туфли.
- Ты еще в него из пистолета выстрели, - сочувственно глядя на Давида, посоветовал Кречетов. - Как Онегин в Ленского…
- Стрелять не буду, - неожиданно серьезно отозвался Гоцман. - А ее из сердца - вырву! Пошли!… - И он повернул к театру.
- «Позор… Тоска-а-а… О, жалкий жре-е-ебий мой», - тихонько пропел майор, быстрым шагом нагоняя приятеля.
Но до театра они не дошли. В нескольких шагах от входа Давид решительно спетлил налево, увлекая за собой ничего не понимающего Кречетова…
Через два часа оба, пошатываясь, стояли за высоким столиком в прохладном, просторном подвале бадеги - так в Одессе назывались винные погребки. Существовали они в городе еще до революции. Дальнейшая суровая эпоха железной рукой выкорчевала это позорное наследие царского режима, но во время румынской оккупации бадеги вернулись, будто и не пропадали на двадцать лет. После освобождения их пока не трогали, и одесситы вовсю пользовались услугами уютных подвальчиков. Тем более что они были чуть ли не единственным местом в Одессе, где можно было спастись от удушающей жары…
- Нет, Давид, - настойчиво повторял Кречетов, вцепившись рукой в обитый шелком лацкан друга. - Нет, Давид, ты послушай меня… Ты глубоко не прав. Я тебе прямо скажу - глубоко. А прав был Фима. Вот ты мне сейчас рассказал, как он перед смертью тебе сказал мудрую фразу: их нет, а ты должен жить… И в этом глубокий смысл, Дава, глубочайший!… Это, можно сказать, завещание Фимы, которое ты должен оправдать!… Твою семью не вернуть, как не вернуть твои ушедшие годы… Наливай…
А Нора - вот она, дивная, несравненная, своенравная, не похожая ни на кого женщина, которая принесет тебе счастье!…
Гоцман, несколько удивленный красноречием приятеля, чокнулся с ним. Виталий одним духом выпил крепкую кислятину, которая, видимо, по старой памяти называлась в бадеге «лучшим вином прямиком с виноградников короля Михая», поморщился. К офицерам осторожно приблизился немолодой хозяин заведения:
- Я шо хочу за вас предупредить, дорогие товарищи… Вы, конечно, очень крепко поддержали мою бадегу деньгами, купив шесть литров самого лучшего бухарестского вина… в других бадегах такого, кстати, нету. Но поймите ж и мою натуру. Жена наверняка ж думает, шо меня уже пристрелили в темной подворотне, и сходит с ума на весь двор. А мне на Мясоедовскую. Поимейте совесть, товарищи… А так мы же завсегда милости просим.
Вместо ответа Кречетов показал хозяину удостоверение сотрудника военной прокуратуры с единственным комментарием: «Уйди».
- Слушай, Виталий… А ты откуда за дуэль Онегина знаешь? - вдруг спросил Давид, когда хозяин с горестным вздохом вернулся за свою стойку.
Кречетов слегка оторопел от неожиданности:
- В смысле?…
- Ну-у… знаешь, когда она будет, кто кого там убил…
Виталий засмеялся:
- Так я же ходил на эту оперу. Еще когда в Москве учился… Ленского Лемешев пел…
- А в чем суть-то там, чего они друг в друга пуляли? - допытывался Давид.
Кречетов похлопал его по плечу:
- Надо тебе «Евгения Онегина» прочесть…
- Как прочесть?… Это ж - опера… Там же поют. Шо ж читать-то?…
Майор решительно разлил остатки вина:
- Давай-ка, Дава, выпьем. А то тут без стакана не разобраться…
Перед высокими железными воротами автобус, который вез офицеров с аэродрома, остановился и коротко просигналил два раза. Металлические створки дрогнули, размыкаясь, и тут же снова сошлись, когда автобус въехал во двор.
- Для вас подготовлены номера в гостинице нашего округа, - объяснил невысокий майор, сопровождавший гостей. - Пожалуйста, располагайтесь, отдыхайте. Завтра утром перед вами будет поставлена боевая задача… А вас, товарищ капитан, - он обратился к старшему по группе, - прошу следовать за мной.
Длинный гостиничный коридор был освещен тусклыми электрическими лампами. Казалось, этаж, по которому идут майор и капитан, вымер - из-за дверей не доносилось ни единого звука, никого не было и на том месте, где обычно сидит бдительный дежурный по этажу.
Перед одним из номеров майор остановился, аккуратно постучал. Открыл дверь и жестом пригласил Русначенко войти. Место кроватей, платяных шкафов, зеркал и умывальников в этом номере занимали большой письменный стол, освещенный настольной лампой, и несколько стульев вдоль стен.
- Здравия желаю, товарищ полковник, - произнес капитан, увидев поднимающегося из-за стола высокого офицера с тремя звездами на погонах. - Гвардии капитан Русначенко прибыл в ваше распоряжение.