Ликвидация (СИ)

Но не стоит больше об этом думать. Расчувствовался не ко времени. О таких вот любителях помечтать на отвлеченные темы курсовой офицер кадетского корпуса, полковник Максимович, говорил: «Если вы хотите добиться победы, то все ваши помыслы, все мечтания, все стремления должны быть направлены к этой главной цели. Стоит вам отвлечься, расслабиться хотя бы на минуту - и победа может ускользнуть из ваших рук, хотя бы вы и сделали до этого массу усилий, чтобы ее заполучить». Кречетов всегда с благодарностью вспоминал этого человека, который был истинным отцом для своего курса. Где он сейчас?… Погиб в бою с немцами или большевиками? Расстрелян югославскими или чешскими партизанами?… Репатриирован в Союз и сидит в лагере?… Или сумел уехать - в Чили, Уругвай, Австралию, Штаты?… Будь проклят ненавистный 1917-й, осиротивший, убивший, растоптавший, выкинувший за границу стольких людей. Кто о них помнит - в этой стране, где у власти стоят Жуковы и Кириченки?…

Кречетов перечел надпись, сделанную рукой Тони, и аккуратно изорвал фотографию. Щелкнул зажигалкой. В воздухе истаяла тонкая, горькая струя синего дыма…

На заросшем бурым густым кустарником склоне, почти скрываясь в зарослях, стояли три больших трехосных грузовика - «Студебеккер», «Хеншель» и «Татра», все с плохо замазанными на бортах румынскими крестами. Пятеро полуголых мужчин, тяжело отдуваясь, переносили в кузова машин тяжелые ящики, которые им подавали из неприметного, хорошо замаскированного в поверхности земли схрона. Платов, насвистывая мотивчик из репертуара Лещенко, равнодушно барабанил пальцами по крылу переднего грузовика, Штехель, стоявший рядом, бережно прижимал к животу небольшой потертый саквояж. Время от времени он встревоженно поглядывал на стоящий в отдалении «Додж», на одной из задних скамей которого виднелся отрешенный профиль Иды, нервно сжимавшей в руках сумочку.

- Все, чисто, - пропыхтел один из мужчин, тяжело опуская в кузов последний ящик.

- Поехали!… - Платов решительно забрался в кабину головной «Татры», завел двигатель. - Время, время, парни…

Водители суетливо закрывали задние борта своих грузовиков. Зарычали моторы. Тяжелые машины одна за другой медленно, раскачиваясь на ухабах, поползли, раздвигая кустарник.

Дождавшись, когда они скроются, Штехель с тихим счастливым смехом погладил саквояж, который прижимал к груди. Его помощники, тяжело дыша, глядели на него, ожидая распоряжений.

- Ну вот и все… Мы свое дело сделали, а?… Все… Осталась самая малость… Всего-ничего… - Штехель помотал головой, словно отгоняя счастливое оцепенение, и решительно махнул рукой в сторону «Доджа»: - Поехали на баркас.

Мужчины направились к джипу. Водитель, усаживаясь на пыльное, нагретое солнцем сиденье, развязно подмигнул Иде:

- Запарились, дамочка, ждать?…

Ответом ему был холодный, равнодушный взгляд. Водитель поспешно отвернулся от женщины и с ожесточением воткнул ключ в замок зажигания.

Три тяжело груженных трехосных грузовика с ревом втянулись в естественный коридор из могучих каштанов. Прежде это был парк какого-нибудь одесского судовладельца-миллионера. Но неумолимое время оставило от усадьбы искрошенные, заросшие лопухами кирпичи фундамента, от большого пруда - затянутое ряской болотце с лягушками, а от парка - вконец одичавшие, вытянувшиеся и вверх, и вширь могучие деревья, разросшиеся, как душе угодно. Последняя война оставила в бывшей усадьбе свои следы - парк наискось пересекали окопы полного профиля, уже наполовину осыпавшиеся, заросшие буйной зеленью. Кое-где в кустах рыжела проржавевшая колючая проволока.

На обширной поляне грузовики остановились. И тотчас из зарослей кустарника показался расхлябанный, нагло улыбающийся телохранитель Гузя по кличке Шатало. На поясе у него висело сразу два пистолета в кобурах, еще один «парабеллум» был заткнут за голенище сапога.

- Заблудились или чего ищете?-дурашливо сдернул кепку с виска Шатало, глядя снизу вверх на сидящего за рулем Платова.

Тот не спеша выбрался из кабины, вынул оттуда же помятую, ношенную советскую офицерскую форму и звучно захлопнул дверцу.

- Гузя зови.

- А я ж таких не знаю, - паясничая, заявил Шатало.

Платов, присев на подножку машины, так же неторопливо, основательно натягивал сапоги. Затянул ремень, согнал складки гимнастерки за спину. Военная форма сидела на нем как влитая… И глянул на бандитскую шестерку еще раз, уже пристально:

- А ты позови…

На минуту Шатало растерялся, потом взмахнул рукой и рассыпался злобным свистом. Кусты ожили. На поляну высыпало не меньше сотни вооруженных людей, смотревших на Платова, который принял облик капитана Советской армии, кто равнодушно, кто с интересом, кто с издевкой. Гузь, по-прежнему в немецком мундире, со «шмайссером» на шее, медленно подошел к Платову. Он громко хрустел ядрами грецких орехов, закидывая их по одному в рот.

- Ты старший? - сипло осведомился Гузь, глядя на Платова так, словно видел его впервые.

- Я.

- Ну, ставь задачу…

- Зови своих командиров, - пожал плечами Платов. - Что мне, дважды повторять?

- А ты нам расскажи, - ухмыльнулся Гузь. - А я послухаю…