- Обком!… - с сарказмом отозвался Телешко. - Сегодня его к нам сослали. А завтра?… «Кто его встречал? Первый секретарь горкома со своим замом!» А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!… И нас за ним по веревочке! А обком будет в чистеньком ходить…
Оба говорили еле слышно, чуть двигая губами, а Телешко еще и размеренно кивал, так что со стороны можно было подумать, первый секретарь горкома советуется с замом по вопросам исключительной важности. Тем не менее оба сочли необходимым оглянуться - так быстро, что сторонний наблюдатель опять-таки подумал бы, что первый и его правая рука просто поежились или передернули плечами.
Телешко придвинулся ближе к шефу.
- Это как пойдет, - пробормотал Кумоватов. - Завтра американцы сунутся к нам со своей бомбой, и Жуков снова на коне.
- А может, не сунутся?
- Кто?
- Американцы.
- Сунутся, - уверенно предрек Кумоватов. - Ты чего, о речи Черчилля забыл?
- Ну, дай бог, дай бог… Тьфу ты, то есть не дай бог, конечно, - торопливо поправился Телешко. - Но…
И оба снова замолчали, каждый о своем.
На другом краю того же перрона неспешно, заложив руки за спину, прогуливались два офицера с узкими серебряными погонами военно-юридической службы - военный прокурор округа полковник юстиции Мальцов и его помощник майор Кречетов. Выражение их лиц было точно таким же, как у Кумоватова с Телешко, - застыло-размеренным.
- М-м-м-да… - говорил Мальцов еле слышно. - Маршала Победы - командующим округа!… Ну, им там виднее, конечно. Тем более маршалов много, не его одного на округ кинули… Нас это не касается… Наша задача - законность и порядок в армии. Работали и будем работать… - Он откашлялся, прикрыв рот ладонью, и продолжил, глядя на собеседника: - Хотел вас, Виталий Егорович, в Москву рекомендовать. Но теперь уж придется немного отложить, не обессудьте…
- Ничего, товарищ полковник, - откликнулся Кречетов. - Я не спешу.
Офицеры негромко посмеялись. Первым оборвал смех Мальцов. Глядя на его круглое лицо, на котором проступило досадливое выражение, резко посерьезнел и Кречетов…
…У стены вокзала начальник Управления военной контрразведки МГБ Одесского военного округа - худощавый полковник с ястребиным лицом - распекал бледного офицера спецсвязи:
- Что значит - «нет связи»?! Вы в своем уме?! Вам что тут, сорок первый год?! Маршал едет - и без связи?! Как… Чтобы… Твою мать!… - захлебнулся полковник. - Через три минуты доложить! Бего-ом…
Провожая взглядом спину офицера, начальник контрразведки вытер вспотевший лоб платком. Повернулся к своему заместителю, полковнику Чусову, но увидел Кумоватова, неслышно приблизившегося сзади.
- Доложитесь, Алексей Иванович…
Это было сказано вежливо, но требовательно - именно так, как имеет право говорить первый секретарь горкома КП(б)У. Тем более что по аттестации, которую проходили в начале войны партийные работники всех уровней, Кумоватов был старшим батальонным комиссаром, а в 1943-м получил звание полковника. И начальник контрразведки, отведя неприязненный взгляд от квадратного лица Кумоватова, буркнул себе под нос:
- Маршал Жуков задерживается…
- Почему? - Брови Кумоватова прыгнули вверх, он оглянулся на маячившего рядом Телешко. - И насколько?
Но начальник контрразведки, сухо козырнув, пошел прочь.
Выдержав секундную паузу, вслед за ним двинулся и полковник Чусов.
Дома у Гоцмана пахло лекарствами - остро и тревожно. Сам Гоцман огромной, тяжело дышащей глыбой громоздился на кровати, рядом с ним с озабоченным лицом сидел судмедэксперт - немолодой, седоусый подполковник медицинской службы Арсенин. Вслушивался в биение сердца через стетоскоп.
Фима Полужид, теребя в руках тюбетейку, нервно кружил по комнате и непрерывно что-то рассказывал, не обращая внимания на то, что никто его не слушает:
- …Та он и с детства такие номера откалывал. На Пересыпи как-то три некрасивых пацана привстали на дороге, как шлагбаум… Повытягали из карманов перья-кастеты и сами себе смелые стоят. С понтом на мордах - сделать нам нехорошо. Так Дава, ни разу не подумав, пожал им сходу челюсти… Они с такого «здрасте» побросали свой металлолом, схватили ноги в руки и до хаты - набрать-таки еще пять-шесть солистов до ансамбля. Ну, при такой заветренной погоде неплохо ж пробежаться… Таки нет! Он встал столбом.
- Фима, - еле слышно пробасил Гоцман, с трудом разлепив веки, - закрой рот с той стороны. Дай доктору спокойно сделать себе мненье.
- Мне не мешает, - отозвался Арсенин, откладывая стетоскоп и открывая потертый саквояж, стоявший на полу.
При виде шприца, извлеченного врачом из саквояжа, Фима умолк и, пятясь, поспешил ретироваться.
Галерея, на которую он вышел, вилась вокруг дома, старого одесского дома - давно вышедшего на пенсию инвалида, знававшего лучшие времена. И двор был такой же - похожий чем-то на двор Сеньки Шалого и еще на сотню других одесских дворов. Были тут и полуобгоревший каштан со стволом, иссеченным осколками недавней войны, и разрушенная авиабомбой стена каменного сарая, и покосившаяся голубятня, небрежно выкрашенная в синенький мирный цвет…