Лила, Лила

– Еще и это, – пробормотала Мари, – музыка для медитации.

Давид не ответил. Кажется, в самом деле медитировал.

– Вы чувствуете кожей солнечное тепло, – продолжал голос, – и вдыхаете аромат лотоса, цветущего среди кокосовых пальм.

Повеяло запахом эзотерического киоска с рождественского базара. Мари оставила попытки ни о чем не думать.

Они находились в релаксарии оздоровительного клуба в гранд-отеле «Фюрстенхоф», Бад-Вальдбах. Мари надела закрытый черный купальник. Новый мальдивский бикини произвел бы среди курортников непомерную сенсацию.

Уже третий день они были в Бад-Вальдбахе – на взгляд Мари, целую вечность. Еще когда ассистентка директора при первой встрече угощала их коктейлями, Мари думала только об одном: поскорей бы уехать! Все трое стояли у стойки бара, где в этот час подавали также чай и пирожные, пили шампанское с черносмородиновым сиропом и вполголоса разговаривали о том, как они доедали, улучшится ли погода и бывали ли Мари с Давидом раньше в Бад-Вальдбахе. Посетители за столиками отчаянно старались не греметь чашками, чтобы не упустить ни слова из этого разговора. Большинство из них пользовались при ходьбе вспомогательными средствами – от черных тростей с серебряными набалдашниками и костылей до ходунков и электрических инвалидных кресел.

Номер обставлен в стиле обычного гостиничного барокко. Мебель отделана розоватым шпоном, имитирующим дорогую древесину, пол затянут бледно-розовым ковром, кругом латунные лампы и лампочки, латунные ручки, латунные оклады, обои в вертикальную пастельную полоску, серую и абрикосовую, атласные занавеси приглушенного фисташкового тона, такое же покрывало на кровати, по стенам репродукции незатейливых художников. На диване и креслах слишком много подушек, в ванной слишком много мрамора.

Но по крайней мере просторно. Лежа на диване, Мари могла смотреть по телевизору то хронику года, то сентиментальные рождественские фильмы.

Был в номере и большой балкон. Хотя погода – забойный дождь и густой туман – не позволяла им воспользоваться. К тому же он был обнесен кованой решеткой, которая напоминала Давиду о балконе Джекки.

В тот день, когда с Джекки произошло несчастье, у Давида, по мнению Мари, случилось что-то вроде нервного срыва. Весь вечер на него то и дело нападали приступы судорожных рыданий, прекратившиеся только после того, как она вспомнила про серестаз, который держала в аптечке на случай бессонницы перед экзаменами, и дала ему таблетку. Через полчаса он заснул и наутро, когда она вернулась с субботними покупками, все еще спал.

Не проснулся он и когда позвонили из городской больницы и попросили, чтобы Давид им перезвонил.

Он вышел из спальни только после полудня, с виноватой улыбкой.

– Не знаю, что со мной было. Шок, наверно.

Он принял душ, перекусил и, похоже, чувствовал себя гораздо лучше. Пока она не вспомнила, что его просили позвонить в больницу.

– Они что-нибудь сказали? – испуганно спросил он.

– Просто просили перезвонить доктору Аллеману.

– Значит, умер, – глухо сказал Давид.

– А с какой стати они станут сообщать об этом тебе? Ты же ему не родственник. Насколько я знаю Джекки, мне кажется, он хочет тебя видеть.

Она сказала так, просто чтобы успокоить его, но оказалась совершенно права.

Джекки поместили в отделение интенсивной терапии. Он был парализован, от шеи вниз, и дыхательная трубка не позволяла ему говорить.

По словам доктора Аллемана, для пациента в такой ситуации психологически очень важно видеть родных или друзей. И Давид – единственный, кто может им пособить. Еще у пациента есть сестра – на два года моложе его, живет в Нижней Австрии, – однако связаться с нею пока не удалось.

Давид, бледный, но спокойный, поехал в больницу, а через два часа вернулся, онемев от ужаса. С огромным трудом Мари сумела вытянуть из него, что Джекки неподвижно лежит в постели, подключенный к каким-то трубкам, проводам и канюлям, с трубкой дыхательного аппарата во рту. Давиду велели надеть халат и маску, стать рядом с кроватью и говорить. Все равно о чем.

– И о чем ты говорил? – спросила она.

Давид уже не помнил.

Наутро он снова пошел туда. Глава «Джекки» еще не закончилась.

Уже вечером того дня Давид намекнул, что доктор Аллеман считает важным в ближайшее время продолжить визиты и чтение (Давид читал ему газету).

– И ты согласился?

– Но это же фактически мой долг.

– Почему?

Давид беспомощно пожал плечами.

– Я просто чувствую себя обязанным.

– Почему? Ты же не сталкивал его с балкона.

Было заметно, что Давид сейчас не способен оценить такого рода подбадривания.

Два дня спустя он предложил ей поехать на Мальдивы одной, без него.

А каким образом потом вышло, что она не только осталась, но даже согласилась поехать с ним в Бад-Вальдбах и провести там несколько дней за счет гранд-отеля, Мари в точности реконструировать не могла. Так или иначе, здесь, в релаксарии, под веерными листьями искусственной пальмы, под звуки эзотерической музыки, у нее уже не первый раз мелькала мысль, что лучше было бы полететь в одиночку на Лотос-айленд.