Лиля расхохоталась, но спохватилась и зажала рот рукой. Потеря репутации ей не грозит, но Паллам и Талли перепугаются.
– Да, – кивнула она. – Она такая. Крейт разбаловал.
– Крейт разбаловал? – изумился Джерилл. – Он же, говорят, суровый, как скала, из которой его замок вырезан.
– А его замок вырезан из скалы? – удивилась Лиля. – Я думала, из камня сложен.
– Нет. Лишь частично. В давние времена, когда в мире царила смута, правители селились так, чтобы обеспечить себе безопасность. Дворец орта Гу в Фадо пристроен к скале. Времена сильно изменились. Войн на материке не было давно.
– Давно? А как же война Рети с Таох? – вспомнила Лиля жизнеописания, которые переписывала у Дилтада. – Когда этот герой-подонок Ястос отравил колодцы в землях у пустыни?
– Ты разбираешься в истории? – в свою очередь удивился Джерилл. Он встал и пересел к ней на диванчик, вглядываясь в лицо. – Слушай, ты ж явно не местная. Откуда ты?
Лиля наклонилась и налила себе ещё немного вина.
– Я? Да. Издалека.
– Ты кремом испачкалась, – сказал вдруг Джерилл и поднял руку. Он осторожно прикоснулся к краешку губ Лили, и ей отчего-то стало очень трудно дышать. – Давай вытру.
Его пальцы задержались на щеке. Лиля сидела, внимательно глядя на него, и то ли из-за вина, то ли из-за семи месяцев одиночества ей меньше всего сейчас хотелось, чтобы он убирал руку.
– Я обещал не обижать тебя, – сказал Джерилл, и голос и дыхание его были такими, что у Лили всё перевернулось в животе. – Прости.
Сквозь гул в ушах она слышала его голос, но не разбирала слов. Яростное, свирепое желание вдруг захлестнуло её, и она сидела, не шевелясь, сжимая зубы, потом пару раз сглотнула.
Он медленно приблизил к ней лицо и скользнул пальцами дальше, за ухо. Их дыхание смешивалось. Лиля сидела, ошалев от того, насколько её влекло к этому человеку, которого она видела второй раз в жизни. Что за чертовщина...
Он убрал руку и отодвинулся.
– Прости.
Лиля сидела, едва дыша, терзаясь от волн жара внизу живота. К чёрту. Она не осудит себя, а на мнение других плевать.
Она схватила его руку и сжала пальцы. Глаза Джерилла расширились. Он опустил взгляд на её пальцы, смутно белеющие на его тёмной коже, потом изумлённо, с недоверием посмотрел ей в глаза.
– Но... – потрясённо прошептал он, качая головой.
– Тише. – Лиля прижала палец к его губам. – Останься со мной. Пусть это будет нашей тайной.
Он кивнул. Она встала, сжимая его руку. К чёрту всё. Что бы ни говорило в ней сейчас – вино, одиночество, страсть, – сопротивляться этому выше её сил. Она шла по лестнице наверх, ведя его в спальню, и сердце сжималось, а в животе пульсировало желание, кружившее голову, лишающее рассудка.
Дверь закрылась. Он стоял перед ней молча, тёмный, неразличимый в темноте, но Лиля помнила цвет его кожи, похожий на мёд, на крепкий чай. Она подняла руку к воротнику его рубашки и потянула за тесёмку.
Джерилл стоял, опустив руки, и пытался нагнать собственное дыхание, потом шагнул к ней, находя её губы. Сначала робкие, его поцелуи становились всё более уверенными, распаляя их обоих, зажигая мир вокруг пляшущими язычками пламени, погружая в ликование прикосновений, стонов, изгибов тел и острого, влажного желания, плотского, земного, бесстыдного, не знающего запретов или преград, но окрыляющего, лишающего телесности и рассудка.
21. Пусть это останется так
Утро ползло тёплой жёлтой лапой по подушке. Лиля потянулась и вдруг замерла, пытаясь вынырнуть из накрывшей её с головой волны воспоминаний, обрывочных, сводящих с ума, вызывающих к жизни сладкую истому в животе.
Она села. Постель была пуста. Скомканные простыни хранили следы их с Джериллом страсти. Не сон.
Не сон. Она потёрла лицо и вздохнула. Постель слабо пахла корицей, а на коже остался его запах. В дверь постучали. Лиля завернулась в тонкое одеяло и села, свесив ноги с кровати.
– Заходи.
Талли с тазиком тёплой воды впорхнула, своим появлением привнося немного повседневности в отголоски этого ночного безумия.
– Ой, чем тут пахнет? – спросила она, недоуменно водя носом. – Кира, я открою окно?
Лиля кивнула. Тут остро пахло её грехопадением, многократным и изощрённым, и этот запах вызывал немедленное желание повторить его снова и снова.
Пусть это будет нашей тайной, сказала она, и Джерилл кивнул. Безумие. Кто он? Откуда?
Талли скрылась, напевая песенку. Лиля подошла к умывальнику с зеркалом и обмакнула тряпицу в таз с водой. Из зеркала на неё смотрела Лилэр, любовница крейта, которая провела страстную ночь с незнакомцем.
– Не смотри так на меня, – сказала ей Лиля. – Почему ты осуждаешь?
Лилэр смотрела внимательно, но без осуждения. Лиля вздохнула и начала обтираться тряпицей, с ужасом понимая, что каждое прикосновение тёплой влажной ткани пробуждает то, что должно было остаться в сумерках прошедшей ночи.