Лили

Взглянув на него, она увидала на его лице взволнованное и сосредоточенное выражение, но больше ничего прочесть не смогла. Горе и страх приковали ее к месту. В том, что он только что сделал, не было ни любви, ни нежности. Но и жестокости тоже не было. Нечто среднее, подумала она в отчаянии. Он хотел, чтобы она чувствовала себя сломленной. Лили окликнула его, ощущая потребность в какой-то иной связи, помимо простого слияния двух тел. Его лицо не изменилось, он не ответил.

– Дэв, – повторила она шепотом, – ты веришь, что я тебя люблю?

Что-то промелькнуло в его глазах. Лили принялась пристально вглядываться в него, отчаянно стараясь понять. Внезапно Дэвон вскочил на ноги. Она затаила дух, ожидая чего угодно. Он начал снимать с себя сапоги, а затем штаны и рубашку.

Лили села в постели и выпрямилась, ее лицо стало пепельно-серым.

– Не надо. Не делай этого. Это нехорошо, пожалуйста, не надо.

Вид его обнаженного, сильного, возбужденного тела наполнил ее душу слепым, нерассуждающим страхом. Но не успела она шевельнуться, как он схватил ее за плечи и повалил на постель, накрыв своим мощным телом. Лили почувствовала, как он коленом раздвигает ей ноги.

– Прошу тебя! Умоляю, нам надо поговорить, ты.

– Я сюда не разговаривать пришел.

В полном отчаянии Лили ощутила его мужскую плоть, стремительно входящую в нее. К ее удивлению, глубоко проникнув внутрь, он замер. Нет, это только передышка. Она попыталась коснуться его лица – Господи, если бы только ей удалось дотянуться до него! – но Дэвон отвел ее запястья назад и прижал их к подушке.

– Дэв…

– Ничего не говори.

Он начал двигаться, возбуждая ее чувственностью Неторопливых, нарочито затянутых движений. До чего же естественно она отозвалась! Лили стало стыдно собственной слабости, она даже сделала попытку высвободиться, но безуспешно. Опять ее глаза наполнились слезами. Дэвон осушил их языком, но, когда она шевельнула головой, чтобы его поцеловать, отвернулся. Его движения участились, в глазах светилась мрачная решимость. Лили поняла, чего он добивается, и сказала:

– Я не могу.

– Можешь.

Он обнял ее, отпустив ее запястья; наконец ей было позволено дотронуться до него, до его пылающей кожи и прохладных гладких волос. Теперь уже его тело задрожало в ответ на ее прикосновение, когда она принялась проводить ладонями по твердым, словно окаменевшим в напряжении мускулам его спины. Лили умирала от желания его поцеловать. Ее пальцы скользнули по выступающим, туго обтянутым кожей скулам и крепко стиснутым челюстям, потом, не отрывая от него глаз, она притянула к себе его голову и обвела языком контур его губ. Дэвон, захлебываясь, втянул в себя воздух, его дрожь усилилась. И все же он ждал, что она первая потеряет голову, пока он сам еще владеет собой. Ему было важно, кто одержит победу. Поняв это, Лили втайне улыбнулась. В этой игре она могла взять верх.

Она незаметно подвинулась и подтянула колени к животу, заставив Дэвона переместиться чуть выше, после чего обхватила его ногами за бедра и принялась неторопливо покачиваться взад-вперед. Этому гибельному искусству он когда-то научил ее сам, а теперь оказался у нее в плену. Его лицо пряталось у нее в волосах, но ей вроде бы удалось расслышать, как он заскрипел зубами. Страстная и терпеливая. Лили отдавала ему себя, словно бросая вызов, будто спрашивая, посмеет ли он на этот раз отвергнуть ее дар. Она точно угадала тот миг, когда его сопротивление начало слабеть. Дэвон поднял голову; в долю секунды ей удалось различить в горящем страстью взоре усталость и глубоко запрятанное неизбывное страдание. Ее сердце сжалось. Обхватив ладонями любимое лицо, она прижалась губами к его губам. Он замер, потом задрожал, и вдруг его рот наконец раскрылся в ответном поцелуе, полном страстной нежности, на которую Лили уже не смела надеяться. В ту минуту, когда напряжение достигло наивысшей точки, Дэвон вновь поднял голову, чтобы испустить низкий, хриплый крик. Его тело сотрясалось в неистовых схватках освобождения, а Лили с готовностью, с радостью принимала их в себя, защищая и баюкая его, как дитя, пока буря не утихла. Обессилев и тяжело дыша, он распластался в ее объятиях, но, ощущая тяжесть его тела, Лили так и не смогла понять, доволен ли он или испытывает досаду оттого, что победа ему не досталась.

И она не могла спросить. Язык всегда был ее врагом, но Лили почувствовала, что особенно опасен он стал сейчас. Она стала тихонько гладить его влажную от испарины кожу, наслаждаясь дарованной ей минутой покоя. Ее любовь была сильна, как никогда. Но если она скажет об этом, он ей не поверит, а она была готова на все, лишь бы обнимать его по-прежнему. Тихонько, незаметно, тайно Лили прижалась к нему грудью и животом: ее одолевало желание сказать ему о ребенке. Но так как сказать было нельзя, она начала плакать.