Лилия Лукина- Если нам судьба...

В это время раздался осторожный стук в дверь, и в ответ на произнесенное Матвеевым нетвердым голосом «Войдите» в кабинет вошел высокий стройный голубоглазый блондин в выгоревшей на солнце солдатской гимнастерке.

— Мой Бог! — увидев его, изумился Артамон Михайлович.—Дорогой, как вы сюда попали? И в таком виде? Вы же при штабе оставались, когда меня в госпиталь увезли?

— А это, Артамон Михайлович, мой младший сын, Владимир,— совершенно спокойно сказал Егор Карпович, и только где-то в глубине его голубых глаз затаилась усмешка.

— Я ничего не понимаю,— Матвеев в полной растерянности сел около стола и обхватил голову руками.— Что вообще происходит в моем доме? — и он с надеждой посмотрел на своего верного денщика.—Андрей, может быть, ты мне объяснишь? Кто эти люди?

— Артамон Михайлович,— не менее растерянно начал было Андрей.— Да я же вам еще вчера говорил...

В этот момент в кабинет без стука вошла Мария Сергеевна.

— Том, я хотела у тебя спросить...

Но тут она заметила стоящего около двери Владимира, и на лице у нее появилось выражение некоторого замешательства. Она смотрела на него, не отрываясь, зажмурилась и снова посмотрела. Потом она перевела глаза на остальных и встретилась взглядом с Егором Карповичем, который при виде ее просто окаменел и испытывал очевидное желание не то что спрятаться куда-нибудь, а просто провалиться под землю.

— Жорж... — только и смогла сказать она, страшно побледнев, и стала тихо сползать по стене, на которую оперлась, когда увидела Владимира.

— Мари,— бросился к ней Егор Карпович, подхватывая на руки и перенося на низкий диванчик около окна.— Андрей, воды, скорее воды! — он растирал ее руки, согревая их своим дыханием и целуя их.— Мари, ты слышишь меня? Мари, я умоляю тебя, очнись!

Веки Марии Сергеевны затрепетали, она приоткрыла глаза и еле слышно прошептала:

— Жорж, ты жив... — и снова лишилась чувств.

Андрей и его отец перенесли Марию Сергеевну в ее

комнату, оставив на попечение Елизаветы Александровны и Глафиры, и вернулись к Матвееву в кабинет. Он встретил их стоя.

— Георгий Карлович, граф Остерман, я рад Приветствовать в своем доме вас и ваших сыновей. К сожалению, обстоятельства таковы, что мое гостеприимство резко ограничено моими же возможностями, но весь дом в вашем распоряжении, чувствуйте себя здесь совершенно свободно.

— Нет, ваше сиятельство, нет больше графа Жоржа Остермана. Когда я понял, что натворил, то, не желая брать на душу грех самоубийства, ушел искать смерти в тайгу. И спасли там уже не меня, а совсем другого человека,— печально, но твердо сказал отец Андрея.— Перед вами простой мужик Егор Карпович Власов. Вот в этом качестве и прошу вас меня воспринимать. И прошу вас великодушно простить меня за глупое, непозволительное панибратство.

— Граф... — пытался остановить его Матвеев.

— Нет,— прервал Артамона Михайловича Власов-отец.— Подождите, дайте мне сказать. Но даже нынешнее мое положение не способно искупить те ужасные несчастья и переживания, которые я доставил Марии Сергеевне и всем моим родным, поддавшись безумству, забыв свой долг перед семьей, поправ честь своих предков,— подумав, он добавил: — Я могу допустить, что Мария Сергеевна, женщина необыкновенной доброты и благородства, способна простить меня, но сам я себя простить не смогу никогда. И единственное мое желание — всячески поспособствовать тому, чтобы она и все дорогие для нее люди оказались в безопасности, избегли той участи, которая, как я слышал, постигла в этих краях уже очень многих. Поэтому прошу и настаиваю, располагайте мной и моими сыновьями так, как вы сочтете нужным.

Матвеев отрицательно покачал головой:

— Нет, граф, все в этом мире предопределено. Значит, все так и должно было случиться, как случилось. Иначе не появилась бы на свет Лизонька, а у вас не было бы Андрея. Кто бы тогда родил мне сына? Кто бы мне жизнь спас? Разве не счастливый случай свел всех нас вместе, здесь, в Сосенках? Разве мы не найдем выход из положения? И я верю, что если нам судьба, то все у нас будет хорошо. А пока я очень просил бы всех вас звать меня просто по имени и на «ты». Мы здесь все равны.

— Ну, что ж, Артамон, пусть будет так, как ты решил,— после заметно нелегкой внутренней борьбы и сомнений сказал Жорж, в очень недавнем прошлом Егор Карпович Власов.

И в усадьбе началась нормальная размеренная жизнь. Общими усилиями были приготовлены для перевозки книги, однако Андрей заметил, что некоторые из них Артамон Михайлович отложил в сторону и потом оставил в доме, но вопросов не задавал.

Очень часто в беседке над Волгой можно было увидеть то Марию Сергеевну с Жоржем, то Глафиру с Владимиром, который быстро шел на поправку. Доктор Добрынин регулярно приезжал к своим пациентам и привозил свежие новости, которые раз от раза становились все более и более тревожными. Забегавшие пару раз к Семену Катька с Петькой ничего настораживающего заметить не смогли — никаких приготовлений к отъезду не было видно. Андрей все так же ездил по деревням менять вещи на продукты.