Лилия Лукина- Если нам судьба...

— У нас в доме девушка одна живет, первой красавицей города ее в прошлом году признали, так она только такие и курит. На мой взгляд, баловство одно, вкус в них, конечно, есть, но крепости никакой, да и цена у них бешеная — две такие бутылки купить можно. А ей-то что, не свои деньги тратит, любовник у нее — сам Матвеев Павел Андреевич. В его-то квартире она и живет, убираться к ней прислуга ходит, а возит машина с водителем. Павел Андреевич — мужчина солидный, серьезный, никогда не улыбнется, а она-то вокруг него, как бабочка какая, порхает. А как они вечером куда-нибудь идут, так мы стоим, любуемся: она вся такая тоненькая, светящаяся, в платьице длинном, да и он мужчина видный.

Интересно, фантазирует Чаров или вчера, когда на разведку ходил, действительно сумел все это узнать.

— Он к ней раза два в неделю приезжает, видимо, как дела позволяют. А уж когда его водитель пакеты с коробками несет, тут уж не зевай, значит, он с ночевкой приедет. Мы в таких случаях прямо спозаранок караулить принимаемся, каждый у своего бака стоим. Потому что человек он аккуратный, как утром к машине выходит, обязательно пакет с мусором сам выбрасывает. Мужчина с пониманием, видно, догадался, что баки-то у нас поделенные, так он никогда два раза подряд в один и тот же не бросает, только по очереди, чтобы всем поровну и никого не обидеть.

В голосе Артиста послышались мечтательные нотки.

— А один раз, представляете, почти что непочатую литровую бутылку какой-то непонятной ненашенской водки рядом с баками поставил и сказал: «На всех». Вот уж праздник у нас был! Водка, конечно, крепкая, но уж больно вкус у нее странный и духами пахнет, однако голова с нее совсем не болела. А охранник при доме, мужчина строгий, но тоже с пониманием, сказал, что это, мол, китайская, и крепость у нее шестьдесят градусов. Так вот и живем, только скучно бывает, мы друг про друга уже все знаем, вот я и хожу, с людьми знакомлюсь...

Повисла просто физически ощутимая тишина. Наконец, заговорил Степан:

— Петька, плесни-ка нам понемногу. Давайте выпьем за Пашкино здоровье, хоть он и знать нас не хочет и дорогу сюда забыл, а мы на него зла не держим, мы им, можно сказать, гордимся, что он таким человеком стал.

Петр послушно налил, все выпили и закусили. Тут Чаров (ах, какой же артист в нем пропал!) очень растерянно спросил:

— Степан, извините, но я ничего не понял, вы что же, Павла Андреевича знаете?

— Павла Андреевича я не знаю,— отрезал тот.— Я знал когда-то Пашку Матвеева, которого сюда, в этот самый двор, из роддома принесли, когда мне двенадцать лет было, и Нюрка его знает, потому как в соседней комнате с его матерью жила, в один класс ходила, и Петька его знает, он с его отцом соседствовал.

— Чудны дела твои, Господи! — запричитал Артист.— Чего только в жизни не бывает, рассказать кому, так не поверит же никто. Степан, да как же это случилось-то все? Как же Павел Андреевич в такие люди смог выйти?

— Как он выйти смог, этого я не знаю, потому и говорить не буду. А вот как он отсюда ушел, все знают. В тюрьму он отсюда ушел, когда человека убил, хоть и мальчонкой сопливым был.

— Вы меня, конечно, извините, но если это ничьих чувств не затронет... Словом, не рассказали бы вы мне, как же все это было. Просто роман какой-то получается... — Чаров стелился мелким бесом, чувствовалось, что и ему самому это стало очень интересно.

— А чего рассказывать-то, вон, пусть Петька начинает. Все на его глазах было, а я покурю пока, а потом, может, и добавлю чего, что другие не знают,— Степан закурил и расслабленно прислонился к стене дома.

Петька явно набивал себе цену, напрашиваясь на лишний глоток вина:

— Горло-то у меня уже не то, пересыхает быстро.

— А вот мы его и промочим,— тут уже Артист взял на себя инициативу и разлил понемногу в стаканы.— Чтобы у вас, Петр, горло не пересыхало, и за здоровье всех присутствующих!

Петр выпил свой стакан, с сожалением посмотрел на его дно и начал рассказ. А я поудобнее устроилась на сиденье, закурила и приготовилась слушать — начиналось самое интересное.

По словам Петра выходило, что ему было пятнадцать лет, когда Пашкин отец Андрей Артамонович появился в их коммунальной квартире, где жили сам Петька с матерью и соседка Степановна, старушка — божий одуванчик. В конце 68-го года он на железную дорогу устроился слесарем в депо, и ему дали эту семиметровую комнату. Было ему в то время лет пятьдесят. О себе он сказал только, что всю свою жизнь на Севере прожил и легкие там себе надорвал, а как близких схоронил, так решил податься, где потеплее. Ни жены, ни детей, ни денег он с собой не привез — с одним чемоданом приехал.

Начал Андрей Артамонович с того, что отремонтировал свою комнату — вещь в доме ранее небывалая, и починил все, до чего годами ни у кого не доходили руки: краны, проводку и все прочее во всей коммунальной квартире. Но больше всего удивило всех то, что врезал он в дверь своей комнаты сложный замок, запиравшийся сразу двумя ключами — вроде и воровать-то у него было совершенно нечего.