— А затем, чтобы хозяйская яхта причалить могла. Здесь специально дно углубляли. А поплавки эти когда надо — поднимаются, когда надо — опускаются.
— Значит, это все как-то управляется?
— Ага, здесь все на электричестве,— со знанием дела сказал он.
— А если электричество отключат?
— А у хозяина своя электростанция. Вот так, Елена Васильевна. Если хотите на особняк посмотреть, то надо будет подальше отойти. Хотите? С лодки, правда, не очень хорошо видать. А вот те, кто с теплохода смотрел, говорят — прямо картина какая-то.
— Давай, Костя,— согласилась я.
’ Это была действительно картина. Насколько я помнила, здание турбазы было выкрашено в какой-то серо-желтый цвет, да его еще деревья заслоняли. Сейчас же, когда их не было, особняк был прекрасно виден. На фоне заходящего солнца он казался плывущим над Волгой белоснежным облаком.
— Ну что, возвращаемся? — спросил Костя, когда я опустила бинокль.— А то мне скоро на работу.
Вот так я, сама того не ожидая, попала на природу, хотя планы у меня были совершенно другие. Когда я, расплатившись с Костей, собралась уезжать, он предложил:
— Рыбки не хотите купить, Елена Васильевна?
— Хочу,— обрадовалась я.— Мне для кота мелочь нужна. Набери целый пакет, если есть. Я в морозилку брошу и буду оттуда таскать по мере надобности.
— А себе, что же?
— Еще чего,— отмахнулась я.— Чистить, потрошить, да и костей в ней полно.
— Ну так вы сома возьмите: чистить не надо, костей
нет. Я вам такой чудный кусочек подберу, пальчики оближете.
— Уговорил,— согласилась я, забрала пакеты с рыбой и отправилась домой, по дороге заехав за продуктами. В доме было — шаром покати, а от свежего воздуха у меня разыгрался нешуточный аппетит, да и Николай придет голодный. Наложив полную тележку всякой всячины, в основном полуфабрикатов, я встала в очередь в кассу.
Ну, что поделать, если я плохая хозяйка: не люблю готовить, все домашние дела нагоняют на меня тоску.
Вот есть женщины, которые, можно сказать, с тряпкой в руке рождаются — нравится им по дому возиться. Так это не обо мне. Правда, был в моей жизни период, когда я и пироги пекла, и уют в доме старалась навести. Был... Да прошел. А сейчас я лучше буду деньги зарабатывать, чтобы кто-то другой вместо меня шил, стирал, крахмалил, гладил, готовил и выпекал. Да и характер у меня, говорят, совсем не женский. Не зря же Колька меня сегодня «хорошим парнем» назвал.
Войдя в дом, я позвонила Егорову сказать, что уже вернулась.
— Ленка,— тоскливо спросил он,— а у тебя ничего съедобного не найдется? А то я жрать хочу, просто умираю.
— Найдется, подъезжай скорее. Я тоже есть хочу. Сейчас пельмени поставлю варить.
— Цены тебе нет, Елена Васильевна. Я вот подумаю-подумаю, да и женюсь на тебе.
— Лучше сделай себе харакири. Это гораздо менее мучительное самоубийство, чем женитьба на мне. Слушай,— я замялась,— ты, случайно, рыбу не умеешь жарить? Мне тут кусок сома подсунули, а что с ним делать, я не очень представляю.
— Не трогай! — заорал Николай.— Я сам приеду и все сделаю, а то ты все испортишь. Что у тебя в доме есть? Ну... Мука или сухари панировочные?..
— Коля, а ты там не перетрудился? Ты что, забыл, с кем разговариваешь?
— Да, Ленка, извини, это я погорячился... Ладно, бери лист бумаги, ручку и пиши список, чего надо купить,— он начал диктовать, а я послушно записывала.— Полчаса на все про все тебе хватит, а там и я подъеду.
— Договорились. Целую, Муся,— сказала я и отправилась за покупками в находящийся в нашем же доме супермаркет.
С Николаем мы столкнулись в подъезде, и когда вошли в квартиру, то на несколько минут потеряли дар речи, и было от чего — я пала жертвой Васькиного хорошего воспитания. Вместо того чтобы таскать рыбешек
по одной из горловины большого незавязанного пакета, который я оставила стоять на полу в кухне, совершенно забыв о нем, он решил оттащить весь пакет в тот угол, где стояли его миски, естественно, опрокинул, и пол кухни оказался покрыт мелкой, скользкой рыбешкой, а забравшийся в кресло Василис с ужасом смотрел на дело своих лап.
— Мерзавец! — сквозь зубы простонала я, глядя на испуганно прижавшего уши Ваську,— Я же недавно полы мыла.
Мы быстренько в четыре руки собрали рыбу, я протерла полы и стала помогать Кольке в качестве грубой неквалифицированной подсобной силы. А Васька, как ни привлекали его головокружительно-умопомрачительные запахи, счел за благо обосноваться в комнате, и только изредка из-за косяка выглядывала половинка его пушистой мордочки.
Одновременно с глубокой сковородой, в которой тушились предварительно обжаренные ломтики сома, я поставила варить коту рыбу — сколько бы он ни съел до нашего прихода, все равно еще захочет — тот еще проглот.
После неописуемо вкусного ужина я, пока Колька мыл посуду, сварила кофе и, слив воду из кастрюльки с рыбой, оставила ее на плите остывать. Сами же мы перебрались в комнату и расселись по креслам пищеварить, а Васька забрался под мое кресло и сидел там, притаившись. Николай закурил и, прихлебывая кофе, благодушно спросил: