Зимние месяцы оказались трудными и длинными для Мэгги. Она пыталась принять участие в счастье Тэсс, связанном с ее планами на замужество, но это ей было тяжело. Мэгги еще больше похудела и побледнела. Она вспоминала Уилла, думала о Рейде, но эти мысли приносили лишь горечь и печаль. Уилл был частью ее жизни очень долгие годы – фактически с тех пор, как она стала что-то соображать, – и казалось, что эта часть ее жизни внезапно исчезла. Мэгги любила Уилла, сначала как мужа, а потом как ребенка, и поэтому ужасно тосковала по нему. К этим чувствам примешивалось и чувство вины, так как ее печаль смешалась с чувством облегчения – она же избежала постоянного беспокойства и возможного позора.
Мэгги считала себя безнравственной женщиной, потому что смерть Уилла вызывала в ней противоречивые чувства. Хуже того, она изменила ему до того, как его не стало. Она отреклась от брачной клятвы, отдав свою любовь другому мужчине.
И она по-прежнему страстно желала Рейда. Даже после всех этих тяжелых и грустных недель, несмотря на то, что ее муж лежал в земле, ее любовь к Рейду разгоралась как никогда сильно и неистово. Иногда она представляла, как они с Рейдом занимались любовью, и чувствовала неослабевающее желание, которое вновь ее стало преследовать. В эти моменты она ощущала жгучий стыд за саму себя, уверенная в том, что стала распутной и грешной.
Мысль о том, что сейчас она свободна, постепенно стала закрадываться ей в голову; она может выйти замуж за Рейда, может любить его, никого не опасаясь. Мэгги намеревалась написать ему письмо по обратному адресу, который был указан на конверте с письмом для Ти. Но она отбросила эту идею. Ей было стыдно думать, что она будто бы рада смерти Уилла, так как это обстоятельство может помочь ей вновь встретиться с Рейдом.
Кроме того, мысль об установлении контакта с Рейдом ее пугала. Что, если он ей не ответит? Что, если ему теперь уже наплевать на то, что она свободна и может выйти за него замуж? Что, если он, обдумав все, посчитал их страсть временной, ни к чему не обязывающей?
У Мэгги и Ти хватало посетителей. Часто приходила Тэсс, заходили женщины из церкви, Жо и Гидеон тоже навещали их, так как дел на ферме зимой поубавилось. И все же Мэгги чувствовала себя одиноко.
Однажды вечером, в конце января, ее разбудил стук в парадную дверь. Она села, растерянно оглядываясь вокруг. Затем до нее дошло, что она задремала на софе в гостиной, где сидела, штопая одежду после ужина. На коленях у нее лежали носки Ти с иголкой, вколотой в штопальное яйцо. Она не поняла, что заставило ее проснуться, пока стук в дверь не повторился.
– Входите! – позвала она и встала, поправляя платье и прическу.
Когда Мэгги подошла к парадной двери, она увидела, что Ти спустился вниз и в нерешительности стоит в коридоре. Он выглядел хмурым, но в его глазах теплилась искра надежды. Мэгги знала, что чувствовал ее сын. Уже было ужасно поздно звать кого-либо и было опасно открывать дверь – но все же… Ее сердце подпрыгнуло от мысли, что это может быть Рейд, который вернулся к ним.
Она подошла и взялась за дверную ручку, но остановилась и нерешительно спросила:
– Кто там?
– Мэгги! Это я, Хантер.
– Хантер? – Лицо Мэгги радостно засияло, и она поспешно открыла замок и распахнула дверь.
Это действительно был ее брат. Он стоял на пороге, и его фигуру было непросто разглядеть в темноте, но Мэгги узнала бы его в любом случае и при любом свете.
– Хантер! – Мэгги бросилась к нему, обхватив руками за шею. Слезы полились у нее из глаз. – Ах, Хантер! Хантер! Ты дома!
Он немного неловко ее обнял и так стоял, пока Мэгги не сделала шаг назад, взяв его за руку и втаскивая за собой в холл.
– Входи. Дай мне лучше рассмотреть тебя. Хантер снял шляпу. Он был красив как никогда, с выступающими скулами и пронзительными зелеными глазами. Волосы у него черные как смоль, а кожа очень смуглая. Он был высоким, худощавым и мускулистым мужчиной. За последние несколько лет в нем ничего не изменилось. Правда, сейчас вокруг рта и около глаз появились морщинки, взгляд стал суров и холоден. Мэгги надеялась, что за годы своего отсутствия, Хантер станет более мягким и доброжелательным. Но сейчас, присмотревшись к нему, поняла, что годы войны, тюрьмы и предательство его невесты оставили в нем глубокий след. Было очевидно, что искренний, смеющийся Хантер ушел навсегда.
– Входи, входи. Ти, иди сюда, посмотри на своего дядю! Дай я возьму твое пальто.
Хантер сбросил с плеча мешковатое пальто и отдал его Мэгги. Ее взгляд скользнул к его бедрам, на которых висел широкий ремень и две кобуры с оружием.
– Хантер! – Она широко раскрыла рот.
– Что? – Он увидел, куда она смотрит, и засмеялся. – А, это? – Он дотронулся рукой до револьвера. – Не волнуйся. Я вернулся не для того, чтобы кого-нибудь пристрелить.
Он казался опасным в ее деревенском доме, в своей грубой западной одежде, с темной небольшой бородой и оружием на боку. Она еще раз взглянула на брата, и он показался ей не похожим на того молодого Хантера, которого она помнила. Ти разглядывал его широко открытыми глазами.