Я усиленно пыталась оторвать ногу от тротуара, которая, казалось, примерзла к нему. Неожиданно для самой себя я фыркнула, давясь смехом — перед глазами мелькнул кадр из фильма «Терминатор», где робот Т одна тысяча пытается стронуться с места на сталелитейном заводе, после заморозки азотом. Как ни странно, смех помог справиться с оцепенением, и мне без проблем удалось быстро дойти, наконец, до машины.
— Долго же вы шли! — глухо сказал невыразительный, средних лет водитель. — Чем это вы там занимались?
— Не ваше дело, — огрызнулась я, усаживаясь на заднее сиденье.
— Ишь ты, деловая, что ли? Куда едем?
— Девяносто шестой километр!
— Куда? — возмущённо переспросил мужчина. — Туда же полтора часа что ли, чесать! Меньше чем за штуку не поеду или вылазь!
— Договорились, — буркнула я, судорожно сжав в кармане последние две тысячи.
В машине было божественно тепло, и я чуть не застонала от наслаждения, и скорчившись, принялась стаскивать с себя сапоги, чтобы поскорее согреть ноги.
Косившийся поначалу в зеркало заднего вида на непонятную возню неожиданной клиентки, водитель перестал, наконец, обращать на меня внимание. Слегка пригревшись, я устроилась поудобнее и задремала.
Двадцать девятая глава
Когда я проснулась, чувствуя ломоту во всём теле и жжение в пальцах рук и ног, машина стояла. Бросив взгляд в окно, увидела, что мы стоим на въезде в дачный посёлок.
— В чём дело? — начала, было, я и замолчала, осознав, что водитель сидит рядом.
— Приехали, красавица! — сказал, ухмыльнувшись, он. — Давай-ка мы тебе денежку, что ли сэкономим, расплатишься со мной натурой. Так сказать, по бартеру: и я тебя тогда уж до конца и довезу в лучшем виде. Чего глазки распахнула? Девочка, что ли? Скажешь, ротиком никогда работать что ли, не приходилось? Можешь не раздеваться, не обязательно, я ж не зверь, какой, зима, чай…
Я оцепенела. В голове была только одна мысль: — «Опять?!» — а рука в это время судорожно шарила по двери, пытаясь нащупать замок, но та была заблокирована. Слегка повернувшись, я наткнулась боком на ружье.
— Не дёргайся, что ли, красавица, и всё будет хорошо! — жарко зашептал мужик, придвигаясь вплотную ко мне, и копаясь в ширинке, стараясь её расстегнуть. Молнию заело, и он дёргал её, распаляясь всё больше.
— Вот заррраза! И вообще, милая, ты у меня поездочку-то отработай по-полной что ли! Я из-за тебя сцепление почти угробил, по таким-то колдобинам ехали. Так что скидывай штанишки, да и ротик-то готовь, я по-всякому люблю. Только не надо вопить, что к ментам пойдёшь, никуда ты не пойдёшь, красавица. Те, кто по ментовкам бегают, с собой обрезы не таскают. А ты думала, я слепой, что ли? Завернула ружьишко в простынку, и всё, что ли? У тебя ж там обрез, так что не вздумай мне пургу мести, что на охоту собралась! С обрезом на двуногого зверя охотятся. Ну, давай, что ли, — водитель, наконец, справился с ширинкой, — принимайся за работу!
— Да пошел ты, придурок! — отчаянно выкрикнула я, разозлившись, стряхивая с себя остатки страха, как капли воды. Мне никак не удавалось увидеть тот спасительный ненавистный туман — и где он, когда так нужен? Но, не смотря на это, страх ушел.
Я стиснула в руке ружьё и тут же почувствовала, как этот гад сжал мое бедро. В ответ ткнула, не глядя, дулом, попав во что-то мягкое. Водитель коротко вскрикнул и стукнул меня по многострадальной голове кулаком. Я подскочила и непроизвольно сжала ружье ещё сильнее. В голове что-то оглушительно бахнуло и я потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, то сразу почувствовала, как страшно болит голова. В ушах стоял невыносимый звон. Я пошевелилась и не услышала ни единого звука. К тому же затекла левая нога — на ней лежало что-то тяжёлое. Не открывая глаз, я попыталась вытянуть из-под непонятного груза голень. Она застряла прочно, и мне пришлось-таки открыть глаза.
Я по-прежнему сидела в машине. Было темно, не светились даже маленькие лампочки над дверями — видимо, сел аккумулятор. Но света луны, разлитого по белоснежному полю за окном, было достаточно, чтобы увидеть то, из-за чего я снова чуть не потеряла сознание. Навалившись на меня, лежал водитель, искажённое лицо было обращено ко мне и смотрело снизу вверх, рот раскрыт в немом крике, на щеке темнела дорожка крови, тянущаяся изо рта. Я в ужасе рванулась в сторону и наткнулась ребрами на дуло обреза.
«Застрелила!» — мелькнула страшная мысль.
И впрямь, тряпка, в которую было замотано дуло, обуглилась. Всхлипнув, испугалась ещё больше — я ничего не слышала! Ни шороха одежды, ни скрипа сиденья, ни собственного голоса — только гул и звон в ушах. В истерике я задёргалась ещё сильнее, пытаясь вытащить ногу из-под безжизненного тела. Оно было невероятно тяжёлым и неподатливым. Я попыталась открыть дверь, но она оказалась заблокирована. На меня снова накатила волна удушья, но на этот раз, просто начиналась клаустрофобия.