Лилит

— А я думала, она ушла, — тихо проговорила Оля.

Я услышала Один голос и посмотрела на нее. А она смотрела на Мишель, и из глаз ее по щекам медленно ползли две слезинки.

Все платье Мишель было залито кровью. Но у меня уже был опыт, и я знала, что не каждый, кто кажется мертвым, действительно мертвый. Я осторожно подошла к Мишель.

Мне захотелось закричать оттого, что я увидела вблизи: все платье Мишель было в небольших узких порезах, их была не меньше десяти, и была понятно, что именно из этих порезов и вышла кровь.

Вдруг я почувствовала, что одной ногой я наступила на какой-то предмет. Я отошла назад и посмотрела, что это било. Оказалось, большой кухонный нож. Я едва удержала себя от желания развернуться и убежать отсюда, как там, в Сережкиной мастерской. Хотя отсюда-то" может, и стоило убежать, что меня здесь удерживало?

Я посмотрела на Олю.

— Это ты сделала? — спросила я, хотя мне это было неинтересно и ни о чем не хотелось спрашивать.

Оля сначала чуть заметно, с сомнением пожала плечами, а потом отрицательно покачала головой, но покачала тоже как-то неуверенно.

— Я устала, — сказала она. — Можно я лягу посплю? — спросила она у меня разрешения.

— Ложись, — разрешила я.

Она отошла от двери, прошла через холл и открыла другую дверь. Там, в той комнате, было темно, но в свете, попадавшем из холла, было видно, как Оля, уже едва передвигая ноги, добралась до кровати, села на нее, потом легла на бок, прижала ноги к груди и обхватила их руками.

Я снова посмотрела на Мишель. Потом я медленно снова подошла к ней. Кровь на платье только-только начала засыхать.

Рядом с Мишель, на диване, я увидела радиотелефон.

Нужно было позвонить и позвать кого-то, — не кого-то, а врачей, ведь может быть такое, что я, как и там, в мастерской, так и с Олей, ошибаюсь — откуда мне знать, я же не врач — и, может быть, Мишель еще жива. Несколько минут я не могла решиться на что-то, не знала, что мне делать. Но потом поняла, что сейчас тот случай, когда нет ничего глупее, чем думать.

Я взяла телефон и набрала «03».

Я сказала девушке, которая мне ответила, что здесь раненая женщина, и назвала адрес.

Потом я нажала на кнопку отбоя, положила телефон на диван и быстро пошла к выходу.

Дверь я только прикрыла, на замок закрывать не стала, да и при желании не смогла бы: его можно было закрыть только ключом.

Я вызвала лифт.

Как только у Оли в таком состоянии, в каком она находилась, могло хватить сил справиться с Мишель? Она такая худенькая, маленькая, слабенькая. А Мишель — женщина сорок шестого размера, ростом почти с меня. Но может быть, она еще жива, может быть, врачи смогут что-то сделать? Но от Оли неприятности в любом случае не уйдут. А если это не Оля? Да даже если это и она, то все равно не она, а это наркотики.

И странно, Оля мне была совсем не знакома, а мне было жалко ее, мне очень не хотелось, чтобы у нее были неприятности, которые ее наверняка теперь ожидают.

Лифт остановился. Я повернулась и быстро пошла обратно в квартиру.

Не знаю, сколько Оля весила, думаю, немного, но как Тяжело было ее тащить. Она только едва-едва упиралась ногами в пол, и единственное, на что она была способна, —'это слабым жалобным голосом просить, чтобы ее не трогали, чтобы дали ей поспать, потому что она очень устала. Я замучилась, пока заволокла ее в лифт.

Когда я вышла из подъезда вместе с ней, я поняла, что до машины я ее довести не смогу. Нет, смогу, может быть, но только лучше наоборот — пусть машина приедет к ней.

Я оставила Олю на лавочке у подъезда, тем более ее здесь никто не мог увидеть, потому что лампочка над дверью или перегорела, или ее разбили, а если вести Олю к машине, то любой, кто выглянет в окно, сразу увидит, что через двор тащатся две пьяные женщины, потому что я, когда вела Олю, шаталась из стороны в сторону вместе с ней, а двор был более-менее освещен.

Я усадила Олю и быстро пошла к машине. Подогнала ее к подъезду.

А когда я вышла из машины, никакой Оли на лавочке уже не было!

Я заскочила в подъезд. Лифт стоял на первом этаже, и даже дверь была не закрыта, я не захлопнула ее, когда выползла оттуда с Олей.

Пробежала до третьего этажа. Оли не было, бежать смотреть выше не имело смысла.

Я спустилась вниз, захлопнула дверь лифта и вышла на улицу, добежала до ближнего угла дома, там тоже никого не было. Тогда я вернулась к машине, отогнала ее немного от подъезда, заглушила двигатель и стала лазать по кустам. Минут десять я ползала по ним, пока не услышала вой сирены.

Я вылезла из кустов и села в машину.

Подъехала «скорая».

Я решила еще немного подождать и посмотреть, что будет дальше.

А еще минут через десять я снова услышала вой сирены.

На этот раз подъехала милицейская машина. Значит, зря я надеялась, что Мишель жива, что ее можно спасти.

Ждать еще чего-либо не было смысла, я и не стала, и так было все понятно.

* * *

Мишель умерла. Думаю, на этот раз я не ошиблась. А она мне хотела, во всяком случае обещала, все рассказать, все, что знает. А ее взяла и убила сумасшедшая наркоманка.

Но мне эту Олю почему-то жалко.

А почему я так уверена, что именно она убила Мишель?