Лилит

– Да не волнуйтесь Вы так, Ольга Харитоновна! Вынесли бы этой псине хоть колбаски, хоть сухарик… Тогда она на Вас никогда и не зарычит! – простодушно сказала Ирина.

– «Ну, знаете!» – старуха, ворча, отправилась в свою комнату. – Так она и руку может отхватить вместе с сухариком, кто знает, что у неё на уме! Чёрт знает что!

На кухне сидел глухонемой Ринат. Он поздоровался с Ириной кивком головы, она улыбнулась ему. Ринат мог читать по губам и издавать мычащие звуки, и она умела его понимать.

– Эйэт икаиих оопаак! – отчаянно зажестикулировал Ринат.

– Да, я тоже их не видела, – задумалась Ирина, но тут на кухню заглянул Костик, и, улыбаясь, встал в дверях.

– Костя, а ты видел собак? Ольга Харитоновна говорит, стая агрессивная во дворе.

– Нет, я не видел, – сказал Костик. – А Ольга Харитоновна …заняться ей нечем, не бери в голову!

Обнявшись, они пошли в свою комнату, и через минуту Ирина думать забыла про собак.

Накрыли стол к ужину, зажгли свечу. Телевизор был выключен.

– Здорово было бы уехать сейчас из промозглого города в лето, поваляться на солнышке, в море покупаться… – мечтательно сказала Ирина.

– Да, неплохо бы, – согласился Костик.

– Хотя, наверное, море тебе надоело? – она засмеялась – Итак по полгода в плаваниях, ах ты мой морячок!

Костя виновато улыбнулся:

– Ир… я тут как раз хотел тебе сказать…

– Не говори ничего. Я всё придумала. Лучше махнем в Париж. Город влюблённых! Я мечтаю там побывать!

– Ир…

Она поднесла к губам пирожное, купленное в гастрономе недалеко от работы, и вопросительно посмотрела на него:

– Что, Костя?

– Я ухожу в плавание.

– Правда? Когда? – она была расстроена, хотя знала, что Костя «засиделся» на берегу, и это его тяготило. Перспектива долгой разлуки больно щемила сердце.

– Завтра, малыш, – он отвернулся, чтобы она не видела выступивших на глазах слёз.

– Надолго?

Костик молчал. Она подсела к мужу, обняла, уткнувшись в его плечо.

– Возьми и меня, а? – в её голосе слышалась надежда и мольба. – Ведь можно же устроиться у Вас уборщицей там, или поварихой?

– Нет, Ир, экипаж уже укомплектован, да и не под силу тебе будет. Ты уж лучше здесь оставайся, ладно?

– Костя, мне жутко надоела моя контора. Я скоро на людей начну кидаться, правда-правда. Ты уплывёшь, а я опять попаду в больницу.

Костя прижал её к себе, шепнул в ухо:

– Ирка, я люблю тебя!

– И я тебя люблю!

Со стены упала их свадебная фотография – стекло разбилось. Ира подошла собрать осколки и сильно порезалась.

Она как раз промывала порез, когда дверь ванной распахнулась, и ввалились два дюжих санитара во главе с Ольгой Харитоновной.

– Прости, дочка, так будет лучше. – Старуха старалась не смотреть ей в глаза.

В коридоре стояли Ринат с женой и Катя. Глухонемые жестикулировали, девочка переводила:

– Оставьте её, она в порядке, мы за ней присмотрим! Не увозите… пожалуйста!

Ольга Харитоновна стояла, победно скрестив руки на груди, и между пальцами правой дымилась, как всегда, папироса.

Санитары, не обрабатывая Ирине порез, забинтовали ей руку и этим же бинтом скрутили с другой рукой сзади, чтобы не возиться со смирительной рубашкой. В протоколе записали «попытка суицида», сделали укол.

«Ну, голубушка, поедешь с нами!» – весело констатировал тот, что помоложе. Ирина не сопротивлялась, напротив, смотрела вокруг с рассеянной улыбкой. Катюшка расплакалась и убежала, закрыв руками лицо, в комнату.

Стоявшие у подъезда старушки шептались:

– Смотри, смотри – Ирку ведут…

– Бедная она, горемычная …Уж года полтора, поди, как муж погиб, такая пара красивая была! – и говорившая всхлипнула, закрыв увядший рот платком.

– Затонула лодка, так его не нашли, – пояснила другая, старенькая учительница младших классов, знавшая Костю сызмальства.

– Я встретил его, он в отпуск приезжал. Весёлый был. «Всё!» – говорит, – «Михалыч, ухожу в последнее плавание, и потом в запас, бросаю якорь! Жить будем здесь, жена уже переехала…» – местный алкоголик, по прозвищу «Лафитник», смахнул пьяную слезу. – Золотой парень был!

– Она же спокойная, зачем ей руки-то крутить? – заохала старушка-учительница, обращаясь к санитарам.

– Видать натворила что… – предположила старушка с платком.

– Нет, это грымза эта, Харитоновна, на Костькину комнату нацелилась, у самой в комнате и дочь прописана… – зло сказал вездесущий Лафитник, провожая мутными глазами спецмашину скорой психиатрической помощи. После все разошлись, и ещё несколько дней обмусоливали чужое горе.

Через месяц приехала из Тюмени мать Ирины, Елена Петровна. Именно столько она жила в неизвестности, каждый день названивая в квартиру дочери. Рабочего номера Ирины у неё не было – нотариус запрещал работникам использовать служебный телефон в личных целях. Бедная женщина чуть с ума не сошла и уже купила билет, чтобы ехать к дочери. Перед самым отъездом ей все-таки удалось дозвониться в коммуналку Ирины. Трубку сняла Катя. Волнуясь, она рассказала Елене Петровне всё, что знала. Ещё девочка сказала, что пыталась звонить Елене Петровне, но всё время попадала не туда!