- А я не слышал их и ничего не почувствовал! - прошептал я.
- Как ты мог их услышать - издали, из своего мрачного дома? Ты ведь думал, что снова оказался в том страшном месте! А теперь ступай и найди их... А твои родители, дитя мое, - добавил он, обращаясь к Лоне, - должны прийти и найти тебя сами!
Приближался час нашего ухода. Лона подошла к матери, которая когда-то убила ее, и нежно поцеловала, а затем спряталась в объятия отца.
- Этот поцелуй вернет ее на дорогу к дому, моя Лона! - сказал Адам.
- А кто были ее родители? - спросила Лона.
- Мой отец, - ответил Адам, - и ее отец тоже.
Он повернулся и вложил ее руку в мою.
Я преклонил колени и кротко поблагодарил всех троих за то, что они помогли мне умереть. Лона тоже встала на колени рядом со мной, а они, все трое, стояли над нами.
- Тише! Я слышу солнце, - сказал Адам.
Я прислушался: оно действительно вставало с тысячекратно повторенным шумом десяти тысяч трепещущих где-то вдали крыльев; с ревом расплавленного, раскаленного далекого (в миллионах и миллионах миль от нас) мира. Его приближение предварялось нарастающим хором сотен дрожащих струн.
Все трое посмотрели друг на друга и улыбнулись, и эта улыбка поднялась к небесам тремя распускающимися цветками, вознося благодарение за это чудесное утро. Улыбкой светились их уста и их лица, а затем сияние распространилось по их телам, и те светились сквозь одежды. Но еще до того, как я успел сказать: "Смотрите, как они изменились!", Адам и Ева уже предстали передо мной ангелами Воскресения, а Мара - Магдалиной у гроба. Лицо Адама сияло, а Ева держала в руках покрывало, которое сверкало и разбрасывало искры света окрест.
Снова пронесся стонущий порыв ветра.
- Слышишь? Это его крылья! - сказал Адам, и я понял, что говорит он не о тех крыльях, на которых прилетело утро.
- Это летит к своей гибели великая Тень, - продолжил он. - Несчастное создание, вечно он вне себя, и нет ему покоя!
- Неужели в нем до сих пор нет ничего более глубокого и настоящего? спросил я.
- Без чего-то материального, вещественного, - ответил Адам, - и света, который находится за этой субстанцией, тени не бывает!
Он мгновение прислушивался, а затем воскликнул с радостной улыбкой:
- Слушайте песню золотого петуха! Он стоял на страже вселенной, безмолвный и недвижимый миллионы лет; и вот, наконец, он взмахнет крыльями! Он будет петь! И временами люди будут слышать его голос до самого рассвета дней вечных!
Я прислушался. Далеко, где-то в небесной тишине, я услышал чистую торжественную песнь, рвущуюся из золотого горла. Она бросала вызов мраку и смерти, наполняла дущу бесконечной надеждой, дарила покой. Это было воплощенное "ожидание сотворения", наконец-то обретшее голос; это был плач хаоса, которому суждено претвориться в царство! Затем я услышал великий шум.
- Да будет так, золотой петушок, птица Божья! Аминь! - воскликнул Адам, и слова эти отразились от стен этого дома, в котором царила тишина, и вырвались наружу, выше, в просторы небес.
И вместе с этим "Аминь!" - словно голубки, поднявшиеся на серебряных крыльях над черепками своих бывших гнездилищ, - на своих кроватках встали на колени Малютки, громко радуясь пробуждению.
- Пой! Пой еще, золотой петушок! - кричали они, словно только что видели его в своих снах.
Затем каждый из них обернулся и любящими глазами посмотрел на своих спящих соседок и соседей, поцеловал их, и спрыгнул с кровати. Малютки, которые лежали рядом с моим отцом и матерью, вскочили бледными и мгновение грустно смотрели на места, где только что спали, а затем медленно сползли на пол. Затем они ощупали друг друга так, словно увиделись впервые, и огляделись вокруг, чтобы убедиться в том, что они живые и не спят. И вдруг, увидев Лону, они бросились к ней, сияя от счастья, чтобы обнять ее. Затем Оди, углядев леопардиху, лежащую у ног принцессы, бросился к ней и, обняв огромную спящую голову, приласкал и поцеловал ее.
- Проснись, проснись, дорогая! - воскликнул он. - Время вставать!
Леопардиха не двигалась.
- Она спит и совсем замерзла! - сказал он Маре, оцепенев от ужаса.
- Дитя мое, она ждет, когда проснется принцесса, - сказала Мара.
Оди посмотрел на принцессу и увидел, что рядом с ней спят двое его товарищей. Он бросился к ним.
- Проснитесь! Проснитесь же! - закричал он, пытаясь растолкать их, то одного, то другого.
Но вскоре он повернулся ко мне, и в его заплаканных глазах была тревога.
- Они не просыпаются! - сказал он. - И почему они такие холодные?
- Они тоже ждут принцессу, - ответил я. Он вытянул руки и положил их ей на лицо.
- Она тоже холодная! Что же это? - воскликнул он и посмотрел вокруг удивленными и напуганными глазами. Адам подошел к нему.
- Она еще не созрела для того, чтобы проснуться, - сказал он, - она забывает, и она очень этим занята сейчас. А когда она забудет достаточно для того, чтобы начать вспоминать, тогда она быстро созреет и проснется.
- И будет помнить?
- Да, но не так уж много, если подумать.
- Но ведь золотой петушок уже спел свою песню! - продолжал спорить малыш и бросился снова к своим друзьям.