Лилит

— Я вообще-то хотела с самим Владиславом посоветоваться, но если его нет, то… Понимаете, люди иногда начинают чувствовать дискомфорт из-за каких-то совершенно не понятных другим вещей. Этот мой знакомый, он считает, что должен изменить кое-что в своей внешности, в своем лице. Понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, и я не вижу в этом ничего странного.

— Да нет, в том-то и дело, что у него это зашло слишком далеко, до навязчивости. Я не знаю, стоит ли говорить. Мы с вами не знакомы. Но мне кажется, вы поймете. Он даже пытался покончить с собой.

— Я понимаю, конечно, я прекрасно вас понимаю. Знаете, давайте пройдем в комнату, — предложила она, взяла с тумбочки подсвечник со свечой.

Мы прошли в комнату, где я видела Галину спящей. Здесь, как и в прошлый раз, уже не было никаких светильников, только свеча в подсвечнике на столе, вторую, которую Галина принесла с собой, она поставила рядом.

— Так почему же этот ваш знакомый не пойдет сам к врачу? Хотя понимаю, финансовые затруднения.

— Нет, дело как раз не в этом. Он слишком застенчив.

Он боится, что его не правильно поймут.

— Не понимаю, что здесь можно понять не правильно?

— Я тоже не понимала бы, тем более многие мужчины легко идут на это, актеры, бизнесмены, которым внешность мешает заниматься делами. Ну, скажем так, его лицо не внушает доверия.

— Конечно, такое может быть, хотя на самом деле человек может быть кристально честным.

— Да, вы правы, — согласилась я, правда, у меня было немного другое мнение, потому что я пока еще не встречала в бизнесе «кристально честных» людей. — И вот эта его болезнь, — продолжила я, — довела его до невероятных нервных расстройств, он стал всего бояться: больших площадей и замкнутых пространств, темноты и света, у него даже началась мания преследования. И все это из-за неудовлетворенности своей внешностью.

— Да, я понимаю. И вы хотите сами, без него, договориться с Владиславом?

— Да.

— А он, этот ваш знакомый, не пытался обращаться к психиатрам?

— Пытался, но разве это может помочь, если человек убедил себя в чем-то?

— Вы считаете, что дело только в убеждении?

— Не знаю. Но он еще вбил себе в голову, что даже прежде операции, он должен найти себе какого-то художника, который нарисует его внешность, определит, какой она должна быть.

— И он прав. — В голосе Галины появилась такая убежденность, что было удивительно, куда девалась ее неуверенность. — В художниках заложена великая сила, конечно, в том случае, если художник талантлив.

— Вы думаете?

— Я в этом убеждена.

— Но вот Вадик, я с ним разговаривала, он так не считает.

— Вадик? Вы с Вадиком знакомы?

— Да. На мой взгляд, он довольно приятный человек.

— Вадик, — произнесла Галина с болью и нежностью одновременно. — Этот мальчик, да он любую женщину может свести с ума.

Еще несколько дней назад я могла бы с этим поспорить, даже просто посмеяться над этим, но теперь…

Видимо, Галина что-то заметила в моем лице.

— Вы хорошо его знаете? — спросила она, и в ее голосе появилась настороженность.

— Так, немного. Они ведь с Владиславом друзья.

— Друзья! — Галина усмехнулась. — Они такие же друзья, как и вы с вашим приятелем.

— Вы имеете в виду Гену? — назвала я первое пришедшее мне в голову имя.

— Гена — это тот самый ваш приятель, который стесняется врачей?

— Да. А что вы хотели сказать тем, что Вадик такой же приятель Владиславу, как и мне мой Гена?

— Ничего. Впрочем, вы девушка интеллигентная и вы поймете.

— Надеюсь.

— Они любовники.

— Владислав и Вадик?!

— Да. Но самое смешное, — и она тихо засмеялась, — вам это тоже покажется смешным: я влюблена в Вадика, как девочка пятнадцатилетняя. И даже больше. А Владислав…

— Он ваш муж? — зачем-то спросила я.

— Муж? Нет. Мой муж погиб, он был большим человеком, очень авторитетным, я с ним познакомилась, когда работала в «Долее», слышали о таком клубе?

— Да, считается одним из лучших в Москве.

— Он и есть лучший. Я там работала с первых дней его открытия, тогда там стриптизершами работали только американки, впрочем, не только, и я там тоже работала, позже стали набирать неизвестно что, разных шестнадцатилетних девочек, а потом, как я слышала, и просто проституток с улицы, но первое время все было очень пристойно. — Лицо Галины стало мечтательным. — Это было лучшее время в моей жизни. Я могла заработать за одну ночь до десяти тысяч долларов. Но это мелочь по сравнению с тем, что у меня появилось, когда стала подругой, а потом и женой Николая.

Но он погиб. Он мне оставил наследство. А теперь его у меня хотят отобрать.

— Отобрать?

— Да. Сначала этим человеком была моя младшая сестра.

Хитрая и подлая, она начала с того, что сделала Николая своим любовником. Позже, когда мужа убили, она отобрала у меня и дочь, она всем говорила, что я сделала из нее наркоманку.

Подлее и глупее ничего нельзя придумать: Ольга — наркоманка! Ложь, она такая же наркоманка, как мы с вами. А Ирина отобрала у меня ее и стала всем говорить, что я во всем виновата.

— Вашу сестру зовут Ира?

— Звали. Я слышала, что она умерла. Но ее не только Ирой звали, сама она себя называла Мишель, под: таким именем на нее лучше клевали.