Лиловая собака (сборник)

«Конец, я пропал! — подумал Михайлов, но в оцепенении не мог двинуться с места. — Конец! Он знает, кто убил лосёнка, он раздавит рогами, втопчет в землю…»

Новый сильный порыв ветра прокатился по лесу, пригнул верхушки деревьев, лось же, злобно фыркнув, нагнул голову и двинулся на Михайлова. Это вывело его из оцепенения. Дико закричав, он бросился бежать, и лес рванулся навстречу. Деревья, словно сговорясь, вставали на пути, он ушибался о них, колючий кустарник цеплялся за одежду и рвал кожу, над головой промелькнула бесшумная тень, раздался жуткий вопль-хохот, острым ударило в затылок… Михайлов бежал, чувствуя, как за воротник рубашки стекает горячее и мокрое. Горло пересохло, сердце превратилось в комок боли, он бежал, пока не споткнулся о корень и не полетел в глубокую яму, устланную по дну прошлогодними прелыми листьями. Неудобно подвернулась нога, острая боль на миг заслонила страх перед погоней. Он лежал скорчившись на дне ямы, стараясь сдерживать стон и громкое дыхание.

…Сова неясыть следила за человеком на берегу, он не проявлял враждебности, но вдруг раздались выстрелы, детёныш лесного зверя упал замертво. Человек съел небольшую часть мяса, остальное оставил воронам. Непонятное существо! Зачем убивать большую добычу, если насытишься небольшой её частью? Вечером и ночью человек принялся кружить по лесу, натыкался, как слепой, на деревья, подходил близко к обрыву над рекой, возвращался в чащу… Зачем? Он ищет дупло, чтобы тоже убить? Да, вон совсем близко продирается сквозь кусты! Совин налетел на него сзади, ударил когтями. Человек ещё немного пробежал и свалился в яму. Наверное, он уже мёртв и у воронов завтра опять будет праздник…

Яма пахла гнилой сыростью и мышами, Михайлов напряжённо прислушивался к лесным звукам. Было удивительно тихо, ветер успокоился, и ему подумалось, что лось вообразился от игры света и теней, но всё же он так хорошо запомнился — голубой, с искрами в тёмных провалах глаз, правда, за звоном крови в ушах во время бега он не слышал топота лосиных копыт — был ли лось?

Перед рассветом пошёл редкий дождь, проник в яму, и Михайлов жадно слизывал капли с потрескавшихся губ. Когда совсем рассвело, он вылез из своего убежища. Нога в щиколотке распухла, наступать на неё было мучительно, и пришлось, чтобы передвигаться, выломать палку. Только к полудню он вышел к шоссе и голоснул белому «жигулёнку». Женщина за рулём было притормозила, но, глянув на Михайлова, газанула и умчалась. Он горько усмехнулся, представив себя со стороны, в изорванной одежде, с волосами, слипшимися от крови. Потом остановился самосвал, обляпанный бетоном. Шофёр из кабины с интересом рассмотрел Михайлова:

— Тебя что, собаки драли?

— С другом на рыбалке был, — соврал Михайлов. — Заблудился. Я заплачу…

— Чёрт с тобой, залазь, — разрешил шофёр. — Тут до города рукой подать. У меня вот тоже был случай… — И он стал подробно рассказывать про свой случай, про то, как тоже где-то заблудился.

Михайлов не слушал, стискивая зубы при каждом толчке. Он ехал, зная, что возвращается к своей неудовлетворённости и скуке, и жалел себя.

ЗИМНИЕ КАНИКУЛЫ

Снег состоит из миллиона миллиардов узорчатых снежинок. Он рассыпчатый, как сахарная пудра, лёгкий, как пух в бабушкиной подушке, и пахнет ванильным мороженым. На горке снежинки укатаны в твёрдую дорожку, санки так быстро несутся по ней, что, кажется, вот-вот взлетят выше домов. Дома все вместе называются Десятым микрорайоном и стоят близко от леса, где каждое дерево разукрашено блёстками, словно новогодняя ёлка. К лесу нужно идти осторожно, всё время смотреть под ноги, а то недолго провалиться в заметённый снегом фундамент, который строители почему-то осенью оставили.

— Ура! Каникулы! — кричит Вовка, летя на санках с горки. Зинуля сидит сзади, уцепившись за хлястик его пальтишка, и тоже громко кричит:

— Ура! Каникулы!

У Вовки настоящие зимние каникулы, он учится в первом классе, а у Зинули понарошку каникулы: двое ребят из младшей группы заболели свинкой и детсадик закрыли на карантин.

У Зинули с Вовкой на двоих одни санки, но зато такие красивые! Сиденье из красных и синих планочек, а полозья блестят — глазам больно! Санки подарил на Новый год папа, а Сашке, старшему брату, он подарил чудесные лыжи. Они так вкусно пахли деревом и лаком, что Зинуля потихоньку лизнула их. Сашка жадина: ни разочка не дал прокатиться на лыжах. Вы маленькие, говорит, а лыжи взрослые… сломаете ещё.

Он учится уже в третьем классе и воображает, что Зинуле всегда-всегда будет только шесть лет, а Вовке всегда-всегда семь с половиной. Как бы не так! Вот пройдёт немного времени, они подрастут, и папа купит им по чудесным лыжам.