Лиловая собака (сборник)

Машинально я глянул на танцплощадку и обмер. Молодая женщина в пёстреньком платье и белых парусиновых туфлях плавно скользила в объятиях высокого мужчины, облачённого в смешной кургузый пиджачок и широченные брюки. В доли секунды пришло воспоминание из раннего детства, я узнал эти туфли и широкие брючины. В танце пара медленно поворачивалась то в одну, то в другую сторону, отстраняясь и опять приникая друг к другу. Я успел увидать улыбающееся лицо женщины, сразу ставшее до боли знакомым. Тёмные её длинные волосы были приподняты у виска широкой красной заколкой. Совершенно ясно, как сейчас вас, увидел я и лицо мужчины. Это были ОНИ! Облик их запечатлелся, превратившись из серых пятен на фотографии в живые лица…

Миронов с усилием выдохнул и закурил. Руки у него дрожали.

— Ты мог ошибиться, — сказал Лившиц.

— Нет. Я вспомнил, понимаешь, вспомнил! Другие люди на танцплощадке тоже обратили внимание на странную пару, и некоторые хихикали.

Музыка «Танголиты» продолжается не более двух с небольшим минут, и, пока я смотрел на танцплощадку, она кончилась. ОНИ исчезли с последним тактом… исчезли, как исчезает изображение на экране выключенного телевизора. Вгорячах я умолял завклубом опять поставить пластинку, но он был рассержен, да и народ громко требовал что-нибудь «весёленькое»…

— Потом-то слушал это танго? — спросил Петров.

— В тот вечер не пришлось. Домой вернулся в полной прострации. Бабушка, обнаружившая взлом сундучка, начала ругаться, я же сразу рассказал о случившемся в парке, она встревожилась, вообразив, что я заболел, напоила чаем с малиной и ночью всё подходила и щупала лоб. Действительно, около недели было непонятное болезненное состояние, не хотелось никого видеть, выходить из дома. В то время я уже не желал повторения, боясь, что его не будет или, что страшнее всего, оно будет другим и облик родителей предстанет чем-то вроде мутных силуэтов, как на фотографии. По стечению совершенно непонятных обстоятельств я заглянул в глубины чужого Времени…

— Ну, что ты скажешь о «железной логике случайностей»? — спросил Лившиц Петрова.

— Из этой случайности была объяснимая логика: Пашкиному проникновению предшествовали обстоятельства… Всё же ты потом слушал ту музыку?

— Нет. Бабушка запрятала «Танголиту», а после её похорон — я был тогда уже студентом — патефона и пластинок я не обнаружил. Спустя много лет в музыкальном магазине я купил стереодиск с этим старинным танго, слушал, но это была не ТА пластинка… Время не хочет открывать свои тайны, но, заглянув в него, можно лучше понять и запомнить прошлое. Порой это страшно, но это «страшно» манит, как глубина таинственной пропасти! А разве не заманчиво и страшно было первому воздухоплавателю, решившемуся подняться в небо?!

После похорон бабушки я нашёл в её комоде одну вещицу и сразу узнал, потому что уже видел там, на танцплощадке. Сейчас покажу.

Миронов ушёл в комнату, а вернувшись, положил на стол широкую красную заколку для волос:

— Должно быть, мама, уходя на фронт, коротко остриглась.

БУТЫЛКА

Титков с трудом выплыл из вязкого мутного сна.

В голову вроде понасыпалась свинцовая дробь и болезненно там перекатывалась, а на языке ощущался привкус мышиных экскрементов. Бок и правое плечо тяжко ломило: вчера «с устатка» заснул на кухонном полу, а вредные бабы, жена и дочь Алька, не удосужились телогрейку подсунуть. Сами бы попробовали спать в таких условиях…

Накануне Титков с мастером Никишкиным зашли в винный отдел продовольственного магазина. Мастер вытянул из кармана блокнотик, быстро пролистал и растопырил три пальца:

— Вера, Надежда, Любовь…

На каждую святую приобрели по «зелёненькой» и двинули на квартиру к Титкову.

В кухне мастер Никишкин ловко сколупнул с бутылок шапочки и натянул на горлышки детские соски с большой дыркой на конце. Титков приятно удивился: умел мастер творчески оформлять выпивоны! Вчера, к примеру, пили из яичных скорлупок по сельскохозяйственному календарю за успешный подъём зяби, закусывая сырой морковкой…

Никишкин поднял бутылку и торжественно провозгласил:

— Поначалу засосём за Веру!

Засосали, закусив огурцом и килькой в томате.

Когда приложились к соскам третий раз, пришла жена Титкова, Матильда, женщина вечно усталая и раздражённая, с неживыми от перекиси волосами. Несмотря на хрупкую внешность, она после работы приволакивала тяжеленные сумки с разными овощами и продуктами.

Титков позвал было жену посмотреть на новую «рационализацию» мастера, но она не удивилась, а сказала:

— Хоть бы вас самих куда засосало, алкаши проклятые!

— Не бери во внимание, — успокоил Титков мастера. — Она никогда ничего понять не может!

Никишкин быстро успокоился, и они засосали за Надежду. Пока продолжали за Надежду, Титков всё прекрасно помнил. Помнил, как жена приходила на кухню и говорила что-то неприятное, но когда продолжали за Любовь, окружающее стало восприниматься отрывочно.

Не открывая глаз — они что-то плохо открывались, — Титков взлягнул ногами и попал в холодное и скользкое. Ага, холодильник!