…Двенадцать лет назад, вскоре после покупки и обустройства особняка, его, Рихарда Круспе, графа Геннегау, пригласили на первый лондонский бал сезона. Бал давал деловой партнер графа, сэр Джозеф Сомерсет, и Рихард, оценив роскошь и размах торжественного приема, вскоре покинул бальный зал сомерсетовского особняка и отправился бесцельно бродить по полупустынным комнатам, то и дело нечаянно спугивая одинокие парочки, чье уединение он нарушал. Круспе любовался богатой обстановкой комнат: резной мебелью из розового дерева, мраморными статуями, зелеными фикусами в кадках, а также обширной коллекцией живописи, которой владел сэр Сомерсет, слывший самым опытным и щедрым меценатом.
Неожиданно Рихард услышал чьи-то дружные выкрики. Судя по голосам, это были девушки, и они увлеченно что-то считали. Круспе направился в ту комнату, и тут же застыл на пороге: на подоконнике открытого окна, поднявшись на кончики пальцев и подняв руки, словно балерина, стояла молодая темноволосая девушка. Вокруг нее столпились подружки и увлеченно считали:
- Сорок восемь! Сорок девять! Пятьдесят!
- Да вы с ума сошли! – воскликнул Рихард и бросился к окну. Там он сгреб незадачливую балерину в охапку и стащил с подоконника.
- Поставьте меня на место! – мягкое контральто девушки раздалось где-то позади него, и Рихард обнаружил, что незнакомка буквально висит, перекинутая через его плечо. Под хихиканье подруг он поставил брюнетку на пол и придирчиво осмотрел ее с ног до головы, пока она поправляла платье и по-французски ругала его на чем свет стоит.
Незнакомка была одета богато и со вкусом – ей было к лицу темно-бордовое платье с завышенной талией. Темные волосы были распущены, словно у цыганки, и в них сверкали искусно вплетенные золотые нити. Лицо было худощавым, но очаровательным из-за праведного гнева, которым светились карие, цвета темного шоколада глаза. Тонкие губы казались еще тоньше из-за того, что она поджала их, негодуя.
Наконец, она заговорила по-английски, хоть и с явственным французским акцентом:
- Зачьем вы снъяли менья с подоконника, монсеньор?
- Простите меня за мою дерзость, но вы бы упали, мадмуазель, - проговорил Рихард.
- Я? Фи, монсеньор. Марго Босье – одна из лучьшихь балеринь Фгранции. Марго Босье не упальа бы.
Круспе сдержанно поклонился:
- Приношу свои извинения, мадмуазель Босье. Я, право, не знал. Разрешите откланяться.
И, не дождавшись согласия привередливой балерины, Рихард ушел.
Спустя час, Круспе позабыл о своем маленьком приключении, пока сэр Джозеф не подошел к нему, ведя под руку ту самую балерину.
- Позвольте представить вам Марго Босье – лучшую балерину Парижа. Она сейчас в бегах. Революция, знаете ли…
Рихард ухмыльнулся и представился. Затем, поцеловав даме ручку, произнес:
- Скорей, ваша прекрасная спутница – лучшая балерина Франции. Мне доводилось видеть ее мастерство.
Марго вспыхнула до корней волос и прикрылась веером, бросая на Рихарда лукавый взгляд, в котором не было и капли неловкости. Мужчина поймал этот взгляд и усмехнулся уголками губ…
========== Побег ==========
Элиана собралась уже ложиться в постель, когда услышала стук в окно, настолько легкий, что он был похож на стук ногтя. Раздвинув тяжелые портьеры, девушка с удивлением увидела по ту сторону окна белую голубку, к лапке которой была привязана свернутая в трубочку записка. Сердце юной леди быстро забилось: еще будучи подростками, они со Стэном использовали голубиную почту, чтобы обмениваться секретами. Это был довольно надежный способ пересылки писем и записок, так как отсутствовал риск, что послание прочтет кто-то третий. Замирая от волнения, Элиана распахнула окно и впустила птицу. Та довольно ворковала, пока девушка поспешно отвязывала записку, а затем птица, взмахнув крыльями, вылетела из окна и села на ближайшее дерево.
Присев на краешек кровати, Элиана развернула послание и прочла следующее:
«Дорогая, любимая моя! Если чувства твои по-прежнему сильны, если зов сердца ты ценишь сильнее, чем звон золота, ответь: согласна ли ты бросить все и сбежать со мной хоть на край света? Мы отправимся настолько далеко, что никто не найдет нас и не будет мучить. Я все устрою. Если ты скажешь «да», я стану счастливейшим из смертных, и мы умчимся настолько быстро, насколько позволят лошади. Если же ты скажешь «нет» - что ж, я смирюсь, и наши пути больше никогда не пересекутся.
Ответь как можно быстрее, не мучь меня неведеньем.
Твой навеки, Стэнли Сандерс»
Элиана почувствовала, как ее лицо заливает краска возбуждения. Внутри все словно сжалось от волнения, и сердце забилось часто-часто, словно птица, пойманная в силки. Девушка вскочила с места и, сжав записку в кулачок, заметалась по комнате, словно одержимая. Полы белого шелкового халата развевались за ней, словно движимые ветром.
«О Господи, я не верю, не верю в это!» - то и дело повторяла про себя Элиана до тех пор, пока не прошла эйфория. Затем, когда запал прошел, девушка упала на кровать и призадумалась.