Лиловый (I)

Остальные молчали. Оставаться здесь, на самой границе с Бакхтанасаром, было чистой воды безумием; несмотря на чудовищную усталость и натянутые до предела нервы, Сунгай и Ханса повели отряд к югу. Отойдя на достаточное расстояние, люди остановились; Ханса при помощи Абу Кабила стаскал камни покрупнее в подобие ложа, на которое они уложили молодого китаба.

Собравшись вокруг, люди стояли в тишине, опустили головы. По бледным щекам Сафир текли слезы. В глазах Острона неясно отсвечивал огонь заката.

Басир улыбался.

Пламя вспыхнуло резко и неожиданно. Осветило лица оранжевым, укутало погибшего в алый саван. Они стояли еще какое-то время, потом Острон первым отвернулся и пошел прочь.

Сунгай выбрал место для ночлега часом позже, когда отряд почти вернулся на дорогу; это была небольшая низина между двумя барханами, и Искандер посреди нее вызвал небольшой ручеек. Люди устраивались вокруг разведенного костра; караульные разошлись в разные стороны и приготовились сторожить лагерь до оговоренного времени, когда их сменят другие.

Острон вызвался нести караул в первую половину ночи вместе с Хансой, который сидел на снятом с верблюда седле, скрестив ноги, и угрюмо смотрел в темноту. Нари отошел в противоположную сторону, задумался, встав на плоский камень. Холодный ветер хлопал его бурнусом. Его узкое лицо было обращено на север; завтра утром, когда настанет ясная погода, можно будет увидеть очертания Халла на горизонте. Острые пики, заснеженные на макушках, и где-то там, в горах, возможно, ожидает их Одаренный Хубала.

А может, и не ожидает.

Он слышал шаги и знал, что позади него встала Сафир, но не обернулся. Еще какое-то время назад он сердился на нее, но теперь все эти эмоции остались так невообразимо далеко, что Острон толком не мог вспомнить их. Сафир... люди, которые идут с ним и сражаются бок о бок. Как хорошо, что они живы. Как больно терять их.

-- Я хотела извиниться, -- тихо произнесла девушка. Он не видел; она стояла, стиснув кулаки и опустив голову. Длинные волосы, кое-как собранные в хвост, паутиной охватили половину ее лица.

-- За что? -- спокойно спросил Острон.

-- Я... вела себя как дура, -- через себя ответила Сафир. -- И если бы не я, сегодня... ничего бы не случилось. Это я во всем виновата.

-- Ты не виновата, Сафир. С любым из нас могло такое случиться, неужели ты думаешь, что мы бы не бросились на помощь другому человеку?

Она помолчала. Острон медленно обернулся; губы Сафир дрожали. Она подняла на него взгляд.

-- Я подумала... -- сказала она, -- ведь сегодня из-за моей глупости мог погибнуть ты. Или вообще все. Лучше бы я осталась в Ангуре, тогда я бы не помешала никому из вас...

-- Перестань, -- мягко перебил он ее. -- Если ты хочешь вернуться, можешь присоединиться к любому отряду, который отправится в Ангур. Наверняка такие нам встретятся.

-- Ты хочешь, чтобы я ушла?

Он помедлил с ответом.

-- Я хочу, чтобы ты была в безопасности, -- потом сказал Острон. -- И, если честно, даже не знаю, что хуже: чтобы ты осталась в Ангуре, далеко от меня, или была рядом, чтоб я мог тебя защитить, но...

Сафир всхлипнула.

-- После всего, что я наделала, ты все еще думаешь только о моей безопасности?

-- О чем же я должен думать? -- немного недоуменно уточнил он.

-- Не знаю, -- она нервно взмахнула руками, -- о том, какая я идиотка? О том, как избавиться от меня, отправить обратно в Ангур?..

-- Я скорее думаю о том, какой я идиот, -- признался Острон.

Она робко улыбнулась сквозь слезы. Щеки ее блестели; не задумываясь, он поднял руку и мягко попытался вытереть их. Сафир вдруг перехватила его ладонь, в одно мгновение оказалась близко, прижавшись к нему; потом все смешалось.

Над лагерем повисла удивленная тишина.

Она тяжело дышала, обнимая его за голову, и Острону пришлось наклониться; горячее дыхание скользило по его подбородку.

-- Я люблю тебя, Острон, -- прошептала Сафир.

***

Убийственный пустынный зной понемногу становился все слабее и слабее. Началась хамада; теперь дорогу можно было легко различить и неопытным взглядом, она вела вверх, в сторону горделивых горных пиков. Последние пять дней, впрочем, прошли большей частью в скорбном молчании. Даже Абу Кабил и Анвар гораздо реже стали разговаривать, то ли поддаваясь общему настроению, то ли что. Верблюд китаба-ученого принял на себя осиротевший мешок с книгами.

Острона между тем начал беспокоить Исан; белоглазый все чаще отставал от отряда, нервно оглядываясь, но когда его спрашивали, что он чует, он ничего не отвечал, а потом прямо предупредил Острона, что "колесо совершает оборот".

-- Что же нам с тобой делать на время... низшей точки? -- хмуро спросил тогда нари.