Лиловый (II) (СИ)

— Я бы еще поверил, если б они относились к техногенному типу, — воскликнул андроид. — Они же тогда, получается, должны ненавидеть и бояться всего, что связано с машинами!

— Или с искусственным интеллектом, — хмуро возразил Таггарт, со звяканьем поставив пустую бутылку на пол. — Только что же вернулись с планеты, на которой был этот несчастный Суайда, или как его, с его реактором, который взорвался к чертям собачьим.

— Тогда, возможно, их психическое развитие не зашло слишком далеко, — пожал плечами Морвейн. — Насколько мы можем судить по уже открытым цивилизациям, техника будто мешает им.

— Не факт, — отсек Эохад. — Каин, гони еще бутылку.

— Ты опять налижешься и устроишь мне тут карнавал, — пробурчал андроид, тем не менее бутылку достал. — Надо бы, пожалуй, припрятать все тяжелые и острые предметы.

С этими словами он начал перекладывать металлические бруски. Какое-то время только их звяканье нарушало тишину; Беленос с рассеянным видом смотрел в окно, вертя в руках коммуникатор, Таггарт тоже будто задумался с бутылкой в обеих ладонях, между которыми он катал ее.

Потом раздался звук, который они все хорошо знали; Морвейн от неожиданности едва не выронил коммуникатор, Каин резко обернулся. Таггарт полез за собственным.

— Нашли, — хором сказали они, прочитав пришедшее извещение.

2,47 пк

Ослепительное солнце заливает своим беспощадным светом двор крепости. Песчаного цвета плиты ровно пригнаны одна к другой, выщербленные тысячами ног и копыт, они видели не один год. Крепость полна воинов, но здесь царит тишина. Каменные ступеньки ведут в сень Бурдж-эль-Шарафи. Высокий угрюмый человек стоит на этих ступеньках… он знает этого человека, но будто годы прошли незаметно, украденные богом времени, и хотя перед его внутренним взглядом этот воин по-прежнему молод и улыбчив, на ступеньках стоит повидавший всякое боец, с морщинами, избороздившими его узкое длинное лицо с треугольным подбородком, и его зеленоватые глаза смотрят мрачно и недоверчиво.

Хуже: они смотрят с укоризной.

И он, хотя рад видеть старого друга живым и невредимым, отчего-то медлит и молчит, не знает, что сказать.

— А вот и ты, — хрипло произносит Острон. Он совсем уж не похож на того немного смешного мальчишку, каким был когда-то, теперь он скорей грозный ястреб, высматривающий добычу. — Неужели тебе хватило храбрости вернуться?

Он молчит, не понимая, как ответить. Взгляд Острона пугает. Солнце блестит на кольчуге Одаренного нари, будто пламя.

— Предатель, — говорит Острон, будто ударяет ятаганом. — Ты покинул нас. Ты выбрал другую сторону. Что ж, будь по-твоему, этого уже не исправить. Но ты должен знать, что в этом мире ничего не бывает просто так. Ты расплатишься за свое предательство.

Он раскрывает рот и закрывает его; все его существо желает возразить на обвинение, но он не знает, как это сделать. Что-то не так… что-то неправильно.

— В отличие от тебя, я не знаю будущего, — говорит Острон. — Но это и неважно. Тот, у кого сила, держит будущее в своих руках. Умри, трус. Предатели должны быть наказаны.

Он знакомо передергивает плечами, и вспыхивает пламя.

…Леарза вскинулся резко, судорожно хватая воздух ртом. Ему все еще казалось, будто он горит; острая боль пронзала его, и жидкое пламя затекало в легкие, но чужое багровое небо успокаивающе-прохладно укутало его собой, и еле слышно зашуршал кондиционер: умные машины зафиксировали повышение температуры тела хозяина комнаты.

Он все никак не мог проморгаться, чувствуя себя беспомощно-слепым. Странный сон… страшный сон: хоть в нем по себе не было ничего особо пугающего, все же Леарза испугался.

Наконец он пришел в себя, но остался сидеть в постели, глядя в широкое окно. В последние дни он завел привычку закрывать штору только наполовину: ослепительные огни города мешали спать, но и полная темнота, как ему казалось, душила его. И теперь половина комнаты была погружена во мрак, а другая сияла.

Он закрыл лицо ладонями и потер себе щеки; боль исчезала. Дурацкий сон… Леарза никак не мог взять в толк, отчего во сне Острон обвинял его. Вполне естественно, что ему снилась его родная планета, она и без того постоянно снилась ему. Бывало, снились ему и Одаренные, с которыми он путешествовал столько времени.

Только почему это «предатель»? Он никого не предавал. Он не был волен выбирать. Бел все решил вместо него, люди Кеттерле решили вместо него и продолжали решать, изо дня в день: Леарза был в их власти.

Он долго думал, не в состоянии даже просто сомкнуть век, раскачивался на своем месте, потом улегся навзничь и смотрел в потолок, продолжая думать. Леарза никогда не верил в сны, не верил и теперь, а время, проведенное на Кэрнане, и еще добавило к этому свой отпечаток, и потому он решил: все-таки в глубине души он чувствует вину. Не за то, что бросил Руос, конечно, это не он выбрал покинуть погибающую планету.