— А расскажи о Руосе, — попросила его Волтайр, — от Бела никогда ничего не добьешься! Я его спрашивала, спрашивала, а он как воды в рот набрал.
Леарза взволнованно исполнил ее просьбу. Рассказывать о Руосе было ужасно сложно, он не знал и половины нужных ему слов, — Белу несколько раз приходилось помочь ему, — но уже потом Леарза сообразил, что именно это и спасло его от мрачных воспоминаний: он был так сосредоточен на чужом языке, что почти не задумывался о смысле произносимых фраз.
Волтайр тем временем поставила на круглый столик фарфоровые чашки и еще раз улыбнулась ему.
— Молодец, — сказала она. — Наверное, очень трудно разговаривать на чужом языке?
— Трудно, — согласился Леарза. Она спохватилась будто, всплеснула руками:
— А к чаю-то у нас!..
Тогда Бел мягко поймал ее за руку, заставил сесть.
— Не суетись, — совсем непривычным, почти что нежным тоном произнес он. Леарза смущенно отвернулся и уставился в окно.
— А библиотеку ты показал? — спросила Волтайр у Бела, тот кивнул. — А лабораторию? А…
Леарзе стало поневоле смешно; потом он резко задумался: уж не… андроид ли она? Чересчур… живая для обычных обитателей Кэрнана. Много улыбается. Черты лица у нее не слишком изящные, и красавицей ее не назовешь, но симпатичной — запросто, несмотря на не в меру, пожалуй, тяжелую челюсть.
Но об этом он спросить мог еще менее, чем о… ну, неважно. Внимание женщины вновь переключилось на гостя, и она стала рассказывать ему о том, чем занимается она сама, потешно стараясь говорить внятно и медленно; Леарза, правда, все равно толком не понял, слишком мало еще знал о том, чем вообще занимаются люди в Кеттерле, уловил только, что ее работа как-то связана с машинами.
Машины, и тут машины.
Остаток дня прошел на удивление спокойно; присутствие женщины будто разбавило и охладило напряжение, возникшее между Белом и Леарзой, поговорить о чем-то всерьез не представлялось возможным, да и гнев Леарзы снова как-то поутих, затаился глубоко внутри. Это Волтайр потащила их вечером на веранду, где они и сидели в сумерках, негромко переговариваясь, и Леарзе еще пришлось рассказывать ей насчет Одаренных, — Волтайр до смешного никак не могла взять в толк, почему всякий безумец становился слугой темного бога.
— Но ведь это просто болезнь, — сказала она, недоуменно пожимая узкими плечами. — Как и любая другая? Почему именно от нее?..
Леарза даже озадачился и спросил у Бела, правильно ли это слово переводится, но Морвейн только кивнул в ответ.
— То есть, — продолжала допытываться Волтайр, — если человек, допустим, заболел простудой… ну ладно-ладно, возьмем что-нибудь посерьезнее, например,
… - тут Беленосу пришлось объяснить Леарзе на его родном языке, что это за болезнь, — то это ничего, и темный бог тут ни при чем?
— Конечно, — в свою очередь недоумевал Леарза. — Это же болезнь тела.
— А сумасшествие — разве не болезнь тела? — спросила Волтайр.
— Нет, — возразил Леарза. — Это болезнь души.
Она потешно нахмурилась.
— Как может болеть то, что не существует? — сказала она.
Этому спору почти что неожиданно положил конец сам Бел Морвейн; он примирительно сообщил им:
— На Руосе несколько
Она тут же согласилась с ним и покорно приняла разъяснения Леарзы за нечто само собой разумеющееся. На Леарзу, впрочем, ее вопрос произвел удручающее впечатление; ему было отчего-то мучительно жалко смотреть на это круглое живое лицо и понимать, что она даже не верит в существование души, не говоря уж о…
Должно быть, само это понятие их народу представляется чем-то ненужным и давно устаревшим.
Остаться наедине, без разговорчивой Волтайр, им удалось только совсем поздно, когда она, мило улыбаясь, пожелала им доброй ночи и ушла на второй этаж; Бел будто спать не собирался и все еще сидел с сигаретой на веранде, и Леарза, подумав, остался с ним.
— Ну что, — негромко заметил Морвейн, кажущийся еще огромнее в ночных сумерках. — Вот ты и познакомился с человеком, как можно более далеким от… всего, что связано с Руосом и нашими исследованиями. Волтайр никогда особенно не интересовалась чужими цивилизациями.
— Она… милая, — наконец принужденно выдавил Леарза. — Она твоя… жена?
— Сестра, — спокойно поправил Морвейн. — Мы, должно быть, не очень похожи, но у нас были разные матери.
Леарза задумался; только теперь он озадаченно осознал, что все-таки сходство между ними есть: у обоих тяжелая челюсть, хоть женские черты лица Волтайр как-то скрадывали эту черту, и совершенно одинаковый цвет глаз. В остальном, правда, брат и сестра были совсем разные. И особенно в манере вести себя.
Этот ответ, впрочем, решил сразу оба вопроса Леарзы: если уж Волтайр — действительно
Но тем не менее она вполне живая и улыбается очень даже по-человечески, пусть и самой обыкновенной улыбкой.
— …У вас одинаковые глаза, — сказал Леарза. Бел на это ничего не ответил; потом уже негромко сказал, будто про себя: