Лимб

Костя повернулся на звучный мужской голос. На него смотрел человек с квадратным лицом и оттопыренными ушами. Поначалу он испугался, что это какой-нибудь жнец смерти, которого послали, чтобы забрать его в мир иной, но потом пригляделся и заметил едва различимое сходство.

– Вы папа Ярославы? – осторожно уточнил Левицкий.

Мужчина кивнул и протянул ему руку. Рукопожатие было крепким и уверенным.

– Зови меня «отец», – усмехнулся он, но, заметив удивление Кости, добавил: – Или «Иван».

– Здравствуйте… – растерялся Левицкий. Знакомство с мертвым родителем Язвы не входило в его планы.

– Я наблюдал за тобой. Ты – парень башковитый, хороший. Заботишься о дочке моей. – Иван похлопал его по плечу. – Пожалуй, я смогу доверить тебе Ярку. Только с одним условием.

– С к-каким?

– Присмотри за ней. Даже если вы когда-нибудь расстанетесь, убедись, что она не навредит себе своим увлечением. Я про мотоцикл.

– Но как я могу? Она ведь его обожает.

– Знаю, – Иван вздохнул, – и в этом моя главная ошибка. Если б я его ей не подарил, она не гоняла бы и мы не ссорились бы. Может, сейчас я был бы еще жив…

Он отпустил Костю, и тот с видимым облегчением отстранился.

– Не говори ей, что видел меня. Я просто хочу, чтобы моя девочка была в безопасности.

Костя отвел взгляд.

– Мы вроде как расстались. Поссорились до того, как я угодил в больницу и сюда.

– А, это пустяки. Ссоры обычно закаляют характер. – Иван склонился к нему и доверительным тоном предупредил: – Только не путай их с истериками.

Костя заметил ребят из лимба и махнул им.

– Это мои… – когда он повернулся, Ивана рядом не было, – друзья, – тихо закончил Костя.

* * *

Денис и Эмиль пропадали, навещая родных в реальном мире. Ева отлучалась, чтобы проверить Лукавого, но всегда возвращалась.

– Как он? – спросил Костя.

– Написал заявление в полицию на того парня, который на вас напал. Полицейские ждут, чтобы допросить тебя, а ты не просыпаешься. – Ева вздохнула. – Я волнуюсь о Лукасе.

– Почему?

– У него в глазах что-то поменялось. Я попросила его помочь вернуть мне воспоминания, но из-за этого мы лишь открыли ящик Пандоры. Мне кажется, что Лукас может перегнуть палку, и его убьют. Если бы не ты, кто знает, может, он бы уже умер.

– Вот очнусь и устрою ему нагоняй, – пообещал Левицкий.

Ева склонила голову, вздохнула.

– Ты что-то знаешь? – спросил Костя.

– О чем?

– Об аварии.

– Не уверена. – Ева покачала головой. – Не хочу об этом говорить, потому что не вспомнила до конца.

– Ева, на нас уже напали. Худшее, что может случиться с нами, – смерть. Важна любая информация.

Ева долго молчала.

– Ну же! Прошу тебя. – Костя тряхнул ее за плечи. Его зашатало – зов реального мира усилился. – Я просыпаюсь, Ева. Скажи же!

– Береги его, – только и сказала Ева.

Больничный потолок размылся слепящим пятном. Костя вдохнул, и тело отдалось болью. Руки и ноги показались ему неподъемными, словно их сдерживали тяжелые невидимые кандалы.

– Костян! Ты вернулся! – голос Лукавого донесся до него как сквозь толщу воды. – Эй, он очнулся!

Затем последовали осмотры, капельницы, процедуры. Костя плохо помнил, что с ним происходило. Иногда он смотрел на Лукавого, своих родителей и младшую сестру, навещающих его. На просьбы доктора он либо моргал, либо шевелил указательным пальцем. По словам лечащего врача, «его организм оказался крепким, но сейчас следует оставить пациента в покое и дать ему восстановиться». Еще он пообещал, что «они будут следить, чтобы после операционного вмешательства не возникло инфекции».

Лежа, Костя слушал разговоры медсестер, врачей, семьи и друзей. Его мысли превращались в тоскливое ожидание Ярославы. Хоть они и поссорились, Левицкий мечтал увидеть ее лицо, но она все не навещала его.

Шло время, он выздоравливал и уже мог сидеть на кровати, не страдая от боли после каждого вдоха и выдоха. В начале декабря палаты преобразились: их обвесили гирляндами и новогодними украшениями. Врач обещал Косте скорую выписку.

Лукавый пришел к нему с пакетом, забрался на кровать и, скрестив ноги, очистил мандарин.

– Хочешь? – спросил он.

– Давай. А мне можно?

– Тебе ведь нужны витамины, а я ничего вредного не предлагаю. – Лукавый поделился с ним фруктами. Вдвоем они умяли по пять штук и теперь сидели с оранжевыми пальцами, губами и языками.

Отек с лица Лукавого спал, сломанный нос заживал. В первые дни после нападения его симпатичное лицо походило на надувшийся уродливый шар. Потом прошло время, и Лукавый превратился в прежнего себя.

– …не заходила?

– А? – Костя заморгал.

– Ярослава не заходила? – повторил Лукавый.

– Нет. Не знаю…

– Позови ее.

– Зачем? – Костя повел челюстью, посмотрел в окно. Снаружи валили крупные снежинки, но новогоднего настроения у него не появилось.

– В смысле? – Лукавый сгреб корки мандаринов. – Выкинуть или разбросать по палате, чтобы запах остался? – добавил он.

Левицкий пожал плечами. Лукавый оставил несколько корочек на столе рядом с кроватью, а остальные выбросил.

– Так почему не хочешь ее позвать?

– Если она ко мне до сих пор не пришла, значит, я ей не нужен.