Лимб

– Ты должен пойти в фотошколу. Не зарывай талант, окей?

– Я же уже говорил…

– Помню, помню. Первым делом – диплом, а хобби – потом, – напел Лукавый. – Бывай, приятель.

– Пока.

* * *

Лукавый завел автомобиль и пристегнулся. Вцепившись в руль, он подъехал к выезду из двора и вздрогнул от резкого стука по стеклу. В окно заглядывал сотрудник ДПС.

«Твою мать!» – Лукавый приоткрыл окно, покрывшись гусиной кожей.

– Покажи-ка свои документы, парень, – попросил инспектор, шумно втянув воздух.

Лукавый стиснул зубы, растерявшись.

«Сейчас или никогда!» – мысленно прикрикнув на самого себя, он ударил в педаль газа и выехал на дорогу. Тут же взвыли сирены – за ним потянулась серая «лада-калина», лениво набирая скорость.

«Черт, черт, черт, ты сдохнешь, тебя посадят, у тебя нет прав, машину отберут, план летит в бездну, а-а-а!» – чтобы заглушить панические мысли, Лукавый треснул кулаком по кнопке прокрутки на автомагнитоле. Включилась «In the End»[9], и он ощутил настоящую свободу. Его не волновали проблемы, школа, друзья. Он делал то, что сам считал нужным.

– Остановите машину! – требовал полицейский через громкоговоритель. Лукавый рассмеялся и прибавил скорость.

Он проскочил первый перекресток на мигающий желтый. В зеркале заднего вида вспыхнул красный, и полицейскую машину, сигналя, зажали автомобили.

Звякнул мобильник, подпрыгивающий на пассажирском сиденье. Лукавый бросил взгляд на экран – пришла СМС от Макса: «Они выехали».

– В конце ничего неважно, – подпевал Лукас, набираясь храбрости.

Лукавый проехал второй перекресток на зеленый, обгоняя едва плетущиеся впереди машины. Настроение взмыло до небес, машину сотрясала любимая песня, пробудившая боевой дух.

Салон автомобиля наполнился трелью. На экране мобильника отобразилась фотография Кости. Лукавый потянулся к телефону, но, кинув взгляд на приближающийся перекресток, вцепился в руль.

«Прости, Костя, и прощай», – Лукавый всматривался в машины.

Знакомый «мустанг» несся навстречу – блестящий, без единой царапины с прошлой аварии. Их машины разделяла только двойная сплошная.

Мир перед глазами поплыл. Лукавый потирал веки, моргал, но ничего не помогало. Зрение резко ухудшилось. Машины сливались в пятна, он не мог отличить «мустанг» Вика от других автомобилей.

«Неужели это конец? Я умру, так и не отомстив?» – Лукавый, вскрикнув, ударил по гудку ладонью. Автомобиль взревел как бешеный буйвол.

Лукавый, не отпуская гудка, нажал на тормоз. Завизжали шины, сзади засигналили удивленные водители.

«Я не успею, – понял Лукавый. Вой полицейских сирен сливался с негодующими гудками других машин. – Лучше остановиться, пока я не врезался в кого-то невиновного… Пока сам не устроил жуткую аварию».

Он на ощупь нашел кнопку аварийного сигнала и вжал ее. Открыл дверцу, вышел и облокотился на машину. Мир вокруг смешался в разноцветную мазню. Лукавый вдохнул городской воздух, наполненный автомобильными выхлопами.

На перекрестке загудел грузовик. Прищурившись, Лукавый сфокусировал зрение. Едва он разглядел за рулем Марка, как «мустанг» смело грузовиком. Улицу наполнил жуткий скрежет покореженного металла.

«Жизнь и без меня их наказала», – опустошенно подумал Лукавый и пошатнулся.

Без сил опустившись на водительское сиденье и оставив дверцу открытой, Лукас прислонился к рулю лбом. Закрыл глаза и спокойно выдохнул. Звуки отдалялись, веки стали тяжелыми, неподъемными.

Дыхание выровнялось.

Замедлилось…

И исчезло.

Эпилог

Случившееся потрясло город. СМИ писали об аварии, ознаменовавшей начало весны. Когда Лукавого вытащили из машины, он был уже мертв. Патологоанатом написал: «Смерть от остановки сердца», отметив также, что «на момент смерти Белых Лукас Юрьевич был абсолютно здоров».

Марк погиб мгновенно. Непристегнутый Вик вылетел через лобовое стекло на тротуар и потерял сознание, лежа в собственной крови, смешивающейся с грязью. Его состояние оценили как тяжелое, а после операции Вик впал в кому.

Несколько недель спустя люди, связанные с Лукавым, стали получать от него письма. Первое попало к Тихой, и содержало оно всего одно предложение: «Ты, наверное, меня ненавидишь, но кто-то должен был это сделать».

Второе письмо получил Малыш. «Павлик, у тебя талант! Стань по-настоящему известным скрипачом. Я буду присматривать за тобой сверху, поэтому не халтурь!».

Третье пришло Язве. Она долго откладывала его, боясь прочитать содержимое, но любопытство победило, и она вскрыла конверт. «Я почти ничего о тебе не знал и был груб. За это прошу прощения. А за то, что свел с Костей, ты мне еще должна!».