Лимб. Анафемные души

Тело подпрыгивает на кочках, превращаясь в сплошной синяк. Боль простреливает то там, то тут, голова трясётся от неровностей земли и в глазах взрывается салют от каждого нового толчка. Салют – всё, что вижу. На голове – тёмный смердящий гнилью мешок, во рту кляп, а руки связаны за спиной.

Сложно искать плюсы в подобных обстоятельствах, но всё же один нахожу – руки и ноги вновь обрели чувствительность, а в голове ясно как никогда – от «сонного» чая и следа не осталось.

«Лори», – необходимость знать, где Осколок Рэйвена оказывается способной перекрыть другие немаловажные вопросы.

Где она?! Что с ней сделали?! Я хочу знать это немедленно!

– Очухалась, кажысь, – удар прилетает в бок, и сухой всхлип застревает в кляпе на пути изо рта.

– Остальные? – звучат мужские голоса.

– Этот тоже вроде.

– Ну-ка, пни его.

– Ну точно – очухался.

– Почти на месте, – объявляет новый голос, где-то над моей головой и движение замедляется.

– Разве здесь? Вроде ж к вон тем шли, в низине.

– Здесь-здесь. Этих приказано на возвышенности вздёрнуть. Вот на этих столбах.

Столбах?

Замираю, нет смысла дёргаться и позволять верёвке на запястьях ещё больше въедаться в плоть.

Слушать – всё, что могу. Слушать и с ужасом понимать, что уготовила для нас эта шайка вандалов.

– Привязывайте их! – раздаётся новый мужской голос издалека. И этот голос…

Этот голос…

Почему кажется таким знакомым?

Перебираю в голове всех, кому он может принадлежать, но не нахожу ни одной подходящей кандидатуры.

– Сколько? – спрашивает всё тот же мужчина.

– Пятеро. Древняя сказала – всё, что есть на сегодня. Но заверила, что вон та девка сойдёт за полсотни сразу.

– Хм… И древняя не солгала.

– Ну?! Чего стоите?! Не слышали приказ? Привязывайте всех к столбам!

– Не всех, – знакомый голос звучит всё ближе. – Вот эту тваринку я беру с собой. Только ради неё сюда и тащился.

Ожидаю удара, или хотя бы нового рывка, но ничего не происходит. Ничего нового, кроме громкого человеческого поскуливания откуда-то сбоку.

– Не понимаю. Зачем тебе этот мужик? – даже путники удивляются. – Да он больной какой-то.

– Больной? – усмехается их главный. – Этот больной одним щелчком перекусил бы тебе глотку, если бы только был в своём привычном теле. Так что сделай одолжение – заткнись и не обижай моего гостя. И да – кляп с него не снимать, а то плохо будет… кому-то из вас.

– Всё поняли? Выполнять!

– Ну что там с этими?!

– Почти готово! – объявляет кто-то над головой и меня рывком поднимают с земли. Срывают с лица мешок и избавляют от кляпа, затягивают верёвки вокруг торса, который плотно прижимается к длинному толстому брусу, и вместе со столбом вздёргивают с земли, так что ноги остаются болтаться в воздухе, а каждая косточка в теле стонет и готова хрустнуть под напором канатов въедающихся в тело.

Щурюсь. Не вижу ничего кроме яркого света ударяющего по сетчатке. Проходит долгих несколько минут, прежде чем веки начинают послушно держаться открытыми и позволяют оглядеть безрадостную картину, в центре которой я оказалась по воле лживой древней из Лютого города.

Огромный пустырь с грязно-коричневой жухлой травой простирается перед глазами, мелкими холмами убегая к кромке горизонта. Тяжёлое свинцовое небо угрожающе нависает над сектором и вот-вот готово обрушиться на землю острыми струями. Где-то вдали слышны раскаты грома и запах озона ударяет в нос, будто подтверждая не самый лучший прогноз погоды в этом секторе. Но самое жуткое, самое жестокое и аморальное из всего, что я только могла себе представить, это… столбы. Сотни, если не тысячи мощных высоких брусов воткнуты в землю и в хаотичном порядке разбросаны по всему пустырю и к каждому, кроме тех, что не лежат на земле без дела, привязаны тела заблудших. Женщины, мужчины, старики… Все, кто может стать отличной затравкой для фантомов. Все, кто в скором времени принесёт себя в благородную жертву ради спасения Лютого города.

Это Мори имела в виду? Об этом говорила?!

А я… я значит, стану главным маяком?

– Катари… Катари… – знакомое бормотание раздаётся где-то рядом. – Катари… почему… почему ты здесь? – Шоу срывается на плач, и я нахожу взглядом избитого, покрытого слоем подсохшей крови моего бывшего друга на соседнем столбе. И ничего при этом не чувствую.

– Боже… я думал… думал ты умерла. Катари. Думал, Ворона убил тебя! – продолжает басисто рыдать Шоу, так что к нему за компанию подключаются и другие «свеженькие» заблудшие развешанные по столбам.

– Заткнуть всех! – орёт один из путников, принимаясь лупить по Шоу длинной тонкой палкой. – Рано орать! Рано, я сказал, тупой ты мешок с дерьмом!!!

– Катари, это жертвоприношение! – стонет Шоу, на которого я продолжаю смотреть не испытывая ни одной жалостливой эмоции. – Отвлекающий манёвр для фантомов, чтобы защитить Лютый город. Древние собираются создать какой-то купол… Я не знаю… Катари!

– Дьявол! Заткните его уже кто-нибудь! – наперебой орут путники столпившееся у столба Шоу. Пятеро, или шестеро неотёсанных, запустивших себя мужланов – стандартный облик любого путника; редко встречаются исключения.