Лимб. Анафемные души

Как же она хороша… И как же безмерно глупа.

Меня она выбрать хочет?

Меня?! Я не ослышался?

Дьявол… кажется, это лучшее, что я слышал за всё своё вековое существование!

Моя маленькая анафема. Ты даже не представляешь, что со мной делаешь. Лучше бы ты убиралась, пока шанс давал. Потому что теперь уже поздно. Теперь уже не отпущу.

***

Пальцы зарываются в волосы на затылке, сжимают в кулаке и силой притягивают меня к себе, губы Рэйвена обрушиваются на мои так стремительно и с такой силой, что не успеваю даже вдоха сделать. Задыхаюсь. Буквально задыхаюсь от нехватки кислорода, от адреналина фейерверком взрывающегося в голове, от ослепительной вспышки возбуждения, такой мощной, что от одного его поцелуя уже хочется стонать и умолять его не останавливаться. Потому что может. Знаю – может остановиться, проклясть себя за то, что делает. А следом и я себя проклинать начну.

Душу рвёт в клочья, трясёт как в лихорадке, ведёт в сторону, и руки Рэйвена крепко обхватывают за талию, властно удерживая на месте. В этом поцелуе нет и капли нежности. Его губы дарят боль: сумасшедшую, упоительную, терзают мои, мнут и полностью подчиняют себе. Язык вихрем кружит во рту, а я неумело отвечаю – просто не успеваю отвечать, теряю последние крупицы владения телом. Так себе это и представляла. Представляла ведь! Врала себе, что не желаю этого, в то время когда только и думала о том, каково это – неметь от жадных прикосновений его губ, как воск плавиться в его руках, дышать с ним одним воздухом, его выдох – мой вдох. Задыхаться.

Звериный поцелуй. Хищный, голодный. И потребность ощущать его вместе с солоноватым привкусом крови от жадных покусываний становится смертельно необходимым. Даже если прямо сейчас Лимб окончательно развалится на части, я этого даже не замечу.

Руки стальными капканами кусают тело, мнут его, двигаясь вниз по спине. Сжимает ягодицы и негромко рычит. Отстраняется буквально на секунду, чтобы для чего-то посмотреть мне в глаза, и эта секунда превращается в миллионы адских лет.

Слишком долго.

Непослушными руками обвиваю его пульсирующую шею и притягиваю к себе. Тянусь к губам, но Рэйвен обхватывает меня за запястья, заводит руки за голову и до боли в лопатках вжимает в стену.

Передумал. Вспомнил, кто я такая.

Паника накрывает с головой, такая пугающая, что хочется смеяться в голос этому потрясающему чувству! Чувству! Я чувствую! Хоть что-то чувствую!

Чёрные глаза топит огонь; вижу, как его колотит, как потряхивает от желания, а он для чего-то тянет… будто упиваясь своей властью надо мной. Дразнит. Всё его садистская натура. Пусть скажет, что не хочет этого так же сильно, как я. Пусть попробует сказать. Ни одному слову не поверю.

Смотрит, как рывками вздымается моя грудь, и уголок его рта дёргается в довольной ухмылке. Вжимает мои руки в стену удерживая одной большой ладонью, а второй плавно спускается вниз по лицу, скользит костяшками пальцев по скуле, по подбородку, проводит кончиками пальцев по шее и нежно берёт её в кольцо. Осторожно притягивает к себе, словно опасаясь вновь причинить боль, и касается губами, целует мягко и невесомо, а у меня ноги подкашиваются и веки дрожат в предвкушении.

Проводит языком до самой мочки уха и прикусывает зубами.

– Ещё не поздно убежать, – шепчет грудным голосом, от которого волоски на затылке встают дыбом.

Шумно и тяжело дышу, толкая его грудь своей, и даже не понимаю, что неразборчиво бормочу в ответ.

Кусает мочку сильнее, отпускает мои руки, которые будто и не мои двумя хлыстами падают по швам, и зарывается пальцами в волосы, сжимая в кулаке.

– Хочешь убежать?

– Ты знаешь ответ, – хриплю отрывисто.

– Хочу услышать, – проводит языком по раковине уха и из моего рта вырывается слабое:

– Нет…

– Не слышу тебя, птичка, – дразнит; слышу, в его голосе улыбку.

– Нет… Не хочу, – говорю громче, с нетерпением, и Рэйвен, обхватывая за ягодицы, рывком поднимает меня с пола.

Обвиваю ногами узкие бёдра, с наслаждением запускаю руки в копну белоснежных волос, давая волю желанию ощутить их мягкость, пропустить сквозь пальцы, сжать в кулаках, пока он осыпает мою шею ненасытными поцелуями, кусает, засасывает, оставляя синяки. Они станут для меня лучшим доказательством тому, что всё это было – не приснилось, не почудилось.

Опускает на грязный пол, нависая сверху, и одним рывком срывает с меня рубашку позаимствованную у Мори, так что пуговицы россыпью ударяют о стену. Подхватывает за голову и накрывает мои губы новым затяжным поцелуем, проталкивает язык в рот, сплетаясь с моим, прикусывает его зубами, и я не сдерживаю стона, практически хнычу и изнываю всем телом.

***

Дьявол, это сумасшествие. Бездна её голубых глаз пожирает с головой, отключает мозг, мир вокруг переворачивает. Готов смотреть на неё вечно. Умирать в этом взгляде: бесстрашном, видящем меня насквозь, желающем только меня. Взглядом, который целиком и полностью принадлежит мне. Моя птичка принадлежит только мне. Такая сладкая, красивая. Моя. Только моя.