«Лимонка» в тюрьму

Я вышел из кабинета. Посидел в коридоре.

Почитал в палате Гийома Аполлинера…

Сходил на прогулку вместе со стадом безумцев,

погоняемых пастушком-санитаром, мимо

статуи Гиппократа и памятника Погибшему Разуму…

И думал о том, что безумие —

это неконтролируемое творчество,

и о том, что в этой беседе я

случайно сказал себе правду о себе.

А в стратосфере моего подсознания

шевелило щупальцами

Несуществующее Животное…

г. Рига, центральная тюрьма

Стикс

В два часа ночи мы подъехали к центральному участку. Полицейская машина застыла на пороге. Ворота долго не открывались. Хотелось спать.

Стены КПЗ желтели полузатопленным куском янтаря, лежащим на берегу мёртвой реки. Или реки мёртвых… Границы. Границы между двумя состояниями одной системы. Наконец-то открыли. Я выпрыгнул на блестящий асфальт. Окинул взглядом пустую улицу, канал, торговый центр Stocman, кольцо 6-го трамвая. И пошёл внутрь, не удержавшись от глупой бравады сказать: «Вот моя деревня, вот мой дом родной». Охранявшие полицейские никак не отреагировали, видимо, привыкли к дешёвым понтам. Двери закрылись. Насекомое нырнуло в каплю смолы.

На первый взгляд за два года ничего не изменилось. Те же грязные коридоры, те же сонные дежурные. Удивил обыск. Раньше раздевали догола и заставляли приседать, чтобы никто не пронёс в заднице запрещённые препараты, сокращающие время… На этот же раз ограничились поверхностным осмотром одежды. Одевшись, привычно пошёл в сторону подвала, но дежурный вдруг остановил со словами: «Подожди, сперва возьми матрас и одеяло». Я резко остановился. Моя челюсть стремительно устремилась к обшарпанному полу. Ошеломление усилилось, когда я увидел вполне новые туристические матрасы и почти домашние одеяла в чёрно-белую клетку. Всё-таки не зря заключённые дружно голосовали за вступление в ЕС, при независимости я спал в переполненной камере, на деревянном возвышении, накрывшись собственным пальто.

Нырнули в подвал. 101-я камера, несколько шагов по грязному полу, затем на половине камеры резкое возвышение. Тот же пол, но на нём спят три человека. Отлично, камера рассчитана на четверых. Кинул матрас рядом с ними и погрузился в нервный сон. Знакомство отложим на завтра, впереди целые выходные. Пять часов назад мне подписали постановление о трёхдневном аресте. Есть время обдумать, подготовиться и вспомнить…

В кабинете, куда меня привели, уже сидели два отдалённо похожих на меня молодых человека. На мой вопрос: «Кого опознают, меня или вас?» – они ответили невнятным бормотанием по-латышски. Значит, меня. Кроме них в кабинете я увидел симпатичную, но очень серьёзную девушку-следователя, представившуюся Оксаной. Единственными знакомыми лицами были арестовывавшие меня опера. Весьма весёлые и непосредственные ребята, по-ковбойски ворвавшиеся в квартиру моих друзей. Размахивая оружием во все стороны.

В глазах Оксаны и оперативников читалось нескрываемое торжество удачливого охотника. Возникло неприятное предчувствие. Кто же будет меня опознавать? Наверное, какой-нибудь излишне бдительный житель улицы Дудаева, увидевший в окно подозрительные силуэты. Или…

Реальность оправдала самые худшие предчувствия. Открылась дверь, и ввели Павлика. Так я впервые его увидел. Формально мы были давно знакомы, но человек, которого я знал до этого, был совсем другим. Высокий, громогласный, самоуверенный мажор. Белокурая бестия. Мы не были с ним друзьями, слишком разные характеры. Но я очень ценил его болезненное самолюбие, желание состояться, желание быть. Были моменты, когда я действительно был очарован его наглой, молодой энергией. Но в том существе, что ввели в кабинет, не было энергии. В нём не было почти ничего, лишь медленно сдувающаяся оболочка. В первый раз я увидел действительно сломавшегося человека, и это было страшно. Я много чего страшного видел в своей жизни, но это был финиш.

– Кого из присутствующих вы узнаёте? – жёстко спросила Оксана.

– Его, – прошептал Павлик и показал на меня.

В первый раз я услышал, чтобы он так тихо шептал. Он всегда был очень громким…

– Как вы его узнали?

Вопрос явно поставил его в тупик. Он помолчал и неуверенно произнёс:

– По лицу.

– И что вы с ним делали?

– Я же вам уже сказал! – с нескрываемым отчаянием прошептал Павлик.

Было видно, что ему больно. Что он не ожидал увидеть меня и не хочет повторяться в моём присутствии. В этот момент его стало жалко. Но Оксана твёрдо повторила вопрос, и он ответил. Казалось, вместе с произносимыми словами ему в кости впрыскивают сильнодействующую кислоту, растворяющую весь скелет. Слова «улицу Дудаева» он выговорил буквально стекая в обшарпанный стул. Сливаясь со стулом, растекаясь по нему. Взгляд, устремившийся куда-то вбок, тихо затухающая улыбка…

Я сказал:

– Теперь я действительно вижу, что Аллах создал человека из глины.

Павлик никак не отреагировал, возможно, он даже не услышал этих слов. Но Оксана услышала и потребовала разъяснить. Я ответил, что это литературная аллюзия на одну книгу, которую он точно читал.