Лимонный хлеб с маком

Анна села на табурет перед зеркалом. Опустила глаза и снова вздохнула. «Дрель» заработала, и Анна не захотела видеть свое отражение. Закрыла глаза и опять вздохнула, пытаясь сдержать слезы.

С включенным приборчиком в руке Анита посмотрела на мать, худенькую, выглядевшую более хрупко, чем обычно, и едва сдерживающую слезы. Девушка глядела на движущиеся лезвия и прислушивалась к глухому звуку.

– Начинай же, дочка, – подбодрила ее Анна, пытаясь улыбнуться.

– Вот сейчас и начну, – ответила Анита, разглядывая себя в зеркало.

Она приставила машинку себе ко лбу и, нажав на кнопку, провела до затылка.

– Что ты творишь? – вскрикнула мать в изумлении, увидев, как волосы дочери падают на пол.

Анита улыбнулась своему отражению в зеркале и вернула Анне машинку. Подумаешь, в конце концов, она давно собиралась обрить себе голову.

– Завтра все петушки в нашей школе сойдут от меня с ума, – подмигнула Анита матери, не верившей своим глазам. – А в следующем году ты увидишь, как Майли Сайрус тоже обреется и запустит новую моду.

Желудочные мышцы сократились, и она ощутила, как желчь поднимается вверх по трахее. Ее вырвало, хотя внутри было пусто. Ей следовало послушаться онколога и прийти в сопровождении кого-нибудь. Однако она не захотела: хватит, и так уже почти пятьдесят лет зависит от других.

Анна присела на бетонный выступ, поддерживавший металлический забор больничной парковки. Достала мобильник из сумочки и нашла номер Антонио.

Он ответил через пару секунд.

– Привет, Анна, девочка моя. Как прошло, нормально? Я уйду с работы пораньше. Самое позднее через два часа буду у тебя дома.

– Антонио, не хочу, чтобы ты приходил.

– Как так?

– Ты не должен видеть меня такой. Я…

– Мне все равно, как ты выглядишь.

– Антонио, умоляю, не надо.

– Анна, я все равно буду с тобой, как бы ты ни настаивала, – повысил он голос.

– Мне стыдно, Антонио, – призналась она, чувствуя, как слеза скатывается по щеке. – Я… облысела. Пожалуйста, позволь мне, любовь моя, поступить по-моему. Я люблю тебя, Антонио, и хочу начать жизнь с тобой навсегда. Но не так. Разреши мне сначала вылечиться в одиночестве. Ради бога, жди меня шесть месяцев, всего лишь полгода. Я позвоню тебе, как только смогу. Люблю тебя больше жизни.

Имельда увидела хозяйку с зеленым шарфом, повязанным вокруг головы, болезненным лицом и сильно исхудавшую. Ей стало жаль ее, и она обняла Анну, хотя прежде такое себе не позволяла.

– Не волнуйтесь, сеньора, я о вас позабочусь.

Имельда удалилась на кухню заваривать чай.

Анна села на диван и позвонила сестре. Марина снова упрекнула Анну в том, что не взяла ее с собой к врачу. И опять настаивала, что будет ходить в больницу каждый день после закрытия пекарни. Но Анна снова отказалась, не желая, чтобы сестра прошла через такое тяжкое испытание и сделалась ее сиделкой на целых шесть месяцев. Она не хотела становиться чьей-то обузой. Ни мужа, ни Антонио, ни дочери, ни подруг, ни сестры. Намеревалась пройти через ужасное испытание в одиночку, не завися ни от кого, кроме Имельды, которой платила за заботу.

– Приходи на воскресный обед, – пригласила Анна Марину. – Будет Анита, а у Имельды выходной. Втроем спокойно пообщаемся в моей новой квартире. Не хочу, чтобы ты заботилась обо мне. Просто давай снова побудем сестрами.

В воскресенье мать и дочь зажарили ягненка и сделали немецкий картофельный салат, готовить который Аниту научила Пиппа. На первый вопрос «как самочувствие?» Анна ответила «хорошо»; она уже устала постоянно думать об одном и том же.

– Лучше расскажи-ка нам об африканской девочке, которая станет твоей дочкой.

– И если станет, то будет моей двоюродной сестрой, – улыбнулась Анита.

– Да, конечно, – ответила Марина племяннице, – вы с ней породнитесь.

Она разоткровенничалась и призналась, что устала ждать. Обрыдли собеседования с Мартой, психологом, которая мало что знала, но перед которой ей приходилось делать хорошую мину, ведь именно она отвечала за утверждение сертификата пригодности или за отказ. Марина добавила, что психолог даже принудила ее усомниться в своей способности стать матерью. Вероятно, когда-нибудь найдется другая женщина, которая лучше подходит для удочерения сиротки.

– Ну, что ты, Марина, ты будешь прекрасной мамой. Ничуть не сомневайся.

Они покончили с едой и устроились на диване за филиппинским чаем, который Имельда обычно заваривала перед уходом. Анна сняла шарф с головы, от которого при длительном ношении чесалась кожа. Марина взглянула на сестру, и ее пронзила боль.

Она потянулась к своей сумке и достала полиэтиленовый пакетик с зелеными листьями. Открыла его. Племянница внимательно наблюдала за ней.

– Тетя Марина, да это же…

– Да, марихуана, – ответила она, вытаскивая листок из пакета.

Анна взглянула на сестру в недоумении.

– Где ты это взяла? – недоверчиво спросила племянница.

– Один знакомый водитель грузовика из Вальдемосы. Он привозит травку из Амстердама. Он же дал мне и ингалятор.

– Тетя, а разве ты куришь косяки?

– Это предотвращает тошноту и рвоту, – пояснила сестре Марина.

Анна не ответила.

– Поверь мне.