Лимонный хлеб с маком

«Матиас, позвони мне по „Турайе“[29]. Не знаю, в какое время ты находишься в базовом лагере. В Вальдемосе моя соседка – немка по имени Урсула, позвони ей домой. Я бываю на месте с пяти утра до трех пополудни, а вечером с восьми часов. Номер ее телефона: + 34 971 22 95 03».

Марина отправила письмо, не закончив его словами прощания.

Она заглянула в симпатичный уютный номер «Маленького Отеля Вальдемосы». Увидела Габриэля, стоявшего на коленях перед камином. Он вынимал сосновые и миндальные поленья из плетеной корзины и бережно укладывал их внутри, где уже лежали оливковые веточки. Подсунув под них старую газету, достал из кармана вельветовых штанов коробок спичек. Чиркнул одной и бросил в оливковые ветки. После них огнем занялась сосна и следом древесина миндаля. Самодельными мехами Габриэль раздул огонь. Затем, как всегда под вечер, уселся у камина перед окном, соблюдая свой ежедневный ритуал: насладиться тем, как зимнее солнце уходит за горы Трамонтана.

– Ты счастлива?

– Даже не знаю, что тебе ответить, – призналась Анна, пригубив белого вина.

Морские волны разбивались вдребезги в нескольких метрах от крошечного скромного ресторана в Сольере, который выбрал Антонио. На столах – старые, в красную и белую клетку, скатерти. Свежая рыба и местное белое вино, очень холодное. Излюбленное место ужина рыбаков с хорошим вкусом.

– А ты? Ты счастлив?

– Это называется отпасовать мяч, – с улыбкой ответил Антонио. – Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что добился желаемого. Повидал мир. Обзавелся дочерью, а теперь, кажется, возвращаюсь к истокам. Да. – Он сделал паузу. – Я счастлив или, по крайней мере, спокоен. А в пятьдесят лет и это немало.

Антонио отхлебнул глоток вина и поставил бокал на стол.

– Почему ты не отвечала на мои письма? – продолжил Антонио, глядя ей в глаза.

Покраснев, Анна положила на тарелку нож и вилку.

– Какие письма, Антонио? – спросила она, понизив голос.

– Я слал тебе по одному каждую неделю, каждую, Анна. На протяжении трех месяцев. Не говори мне, что ты их не получала. Сначала открытки из каждого порта, в которые мы заходили перед пересечением Атлантики, а потом многие страницы писем. Но ты на них так и не откликнулась.

– Я никогда ничего не получала, Антонио. Клянусь тебе, – ответила она поспешно и искренне.

– Улица Альбениа, 33, Сон-Вида. Прошли годы, а я все еще помню твой адрес.

Анна кивнула – да, это ее домашний адрес. Был бабушкин, потом ее родителей, а теперь ее. По которому она продолжала жить с мужем и дочерью. И никогда не покидала те четыре стены.

– Да я же не получила ни одного письма. Клянусь… И чувствовала себя такой беспомощной. Не знала, куда тебе писать. Ну поверь мне, ради бога.

Анна на секунду опустила глаза, вспомнив мучительную боль того года без Антонио, когда она ничего о нем не знала.

– Ну куда я могла тебе слать письма? Однажды мы с отцом прошли на лодке возле С’Эстаки, но я не осмелилась попросить его причалить. Могла бы расспросить твоих родителей, но подумала: они будут недовольны. Не знаю…

Антонио хранил молчание; в такое верится с трудом. Какая-то нереальная любовная история втюрившегося скромного моряка и девушки из высшего общества. Не получая ответных писем, он убедил себя, что это и стало причиной разрыва.

– Наверняка – моя мать, – с оттенком злобы произнесла Анна, устремив взгляд на темные волны перед собой. – Не думаю, что отец мог совершить что-то подобное.

Теперь бесполезно пытаться выяснить, кто же брал письма тридцать лет назад. Интуиция подсказывала верно: послания прятала мать. Ана де Вилальонга четко представляла будущее своей дочери. И рыбак из трущоб не вписывался в ее план.

– К тому же я была трусихой, – призналась Анна, снимая с матери часть вины. Она хотела быть честной и с собой, и с ним. Потому что только она была виновата в том, что не оказалась на той яхте, и тем самым разорвала отношения навсегда.

– Я эгоист, – брякнул Антонио, словно пришел к такому выводу в результате мучительных размышлений.

– Зачем ты это говоришь?

– Анна, то была моя мечта. Я хотел повидать мир, а в глубине души боялся отправиться в одиночку. Видел, что ты влюблена в меня, поэтому и убедил тебя, сознавая, что ты не будешь счастлива… По правде говоря, в двадцать лет я об этом не очень-то думал и разозлился на тебя, но со временем начинаешь понимать такие вещи.

Антонио взял бутылку, налил белого вина в бокал Анны, потом себе, и продолжил: