Лимонов

В конце пути, в десяти километрах от ближайшего поселка – а им понадобился почти час, чтобы преодолеть эти последние километры, – путешественники обнаруживают деревянную хижину с дырявой крышей и окнами, заставленными кусками пластика. Две комнаты, четыре кровати, печка, похоже, исправная. Они достают инструменты, спальные мешки, продукты, понемногу устраиваются. Вечером – пикник под звездным небом. Волшебство начинается.

Живописать пантеистические радости – не мой профиль: горные пейзажи я люблю, но мне как-то неловко описывать блуждающие лесные огоньки, водопады, буйное разнотравье, умиляться над каждым грибочком, рассматривать следы диких животных, и потому всю эту робинзонаду я вывожу за скобки. Для Эдуарда с компанией она продлилась три недели, в течение которых они предаются, помимо охоты и сбора грибов и ягод, тренировкам по стрельбе и приемам close-combat (ближнего боя). Здесь они абсолютно свободны. Эдуард, дитя города, открывает для себя новый мир, а проводник Золотарев, погрузившись в родную стихию, оказывается потрясающим типом. В городе, с банданой на сальных волосах, он производил впечатление постаревшего провинциального хиппи, открывающего рот лишь для того, чтобы произнести какую-нибудь глупость в духе new age, где обязательно присутствуют слова «энергия» и «карма». В первое же утро, выйдя из хижины, Эдуард застал проводника сидящим в позе лотоса лицом к восходящему солнцу, что в первый момент вызвало у нашего героя улыбку, однако не прошло и трех дней, как он почувствовал волны спокойствия и позитивной энергии, исходящие от этого человека. Золотарев водил его ловить рыбу в горных потоках, учил вынимать из нее жабры и жарить на костре, рассказывал о съедобных травах и ягодах. Природу он знал и понимал, как никто, но не ограничился своим знанием, а полностью слился с нею, став ее частью. Эдуард даже слегка робел, чувствуя себя безнадежно испорченным цивилизацией горожанином рядом с «лесным человеком» Дерсу Узала из фильма Куросавы, который он когда-то видел. Золотарев, как и полагается охотнику, был невысок ростом, узкоглаз и неразговорчив. Его хитрость и сила на первый взгляд были не видны, но, однажды заметив в нем эти качества, впредь ты будешь видеть только это, поняв, что рядом с тобой находится существо незаурядное. Одно слово – учитель.

Вплотную к хижине стояла баня – упрощенный вариант сауны, какие есть в любой русской деревне: небольшое помещение, сложенное из бревен, щели между которыми заткнуты мхом. Внутри – кирпичная печь, на ней – груда раскаленных камней, куда время от времени бросают ковш холодной воды, и, сидя в этом пару, потеют. Вообще-то Эдуард к бане был равнодушен. Он легко переносил сидение в парной, поскольку у него крепкое сердце, а если на дворе зима и лежит снег, то мог выйти наружу и голышом, с малиновым от жара телом, и броситься в сугроб. Но просто находиться в бане ему скучно: возникает ощущение, что теряешь время попусту. Для Золотарева же баня – почти религиозный ритуал, и ему удалось-таки обратить нетерпеливого Эдуарда в свою веру. Вечером, после долгой прогулки по горам, слегка ошалев от ветра и усталости, они проводят час-другой в спокойном, доверчивом молчании, сидя на полке в парной, выпивая и слушая, как расслабляется тело. Время от времени Золотарев, как восточный оракул, роняет одну из загадочных фраз Лао-цзы, своего любимого автора, но теперь Эдуарду это вовсе не кажется смешным: он согласен. «Тот, кто знает, – молчит, тот, кто не знает, – говорит». Постаревший хиппи говорит мало, но он – знает. Он существует в гармонии с чем-то неизмеримо более значительным, чем он сам, и на Эдуарда, который находится рядом, эта благодать снисходит тоже. Он спокоен, ему хорошо.

В начале сентября заметно холодает. На заре из долины поднимаются ледяные туманы. Пора заготавливать дрова на зиму, ведь с самого начала было задумано, что трое ребят, в виде эксперимента, останутся тут зимовать, и как только выпадет снег, они окажутся полностью отрезаны от мира, поскольку единственная дорога станет непроходимой. Это будет сурово, но увлекательно, думает Эдуард. Он охотно остался бы с ними, если бы не партия, за которой надо приглядывать. Они договариваются, что он приедет за ними в апреле, когда сойдет снег. В последний раз они проверяют, достаточно ли запасено необходимых вещей, которых в лесу не найдешь, – сахар, свечи, гвозди… В каком-нибудь романе Жюля Верна перечисление этого добра заняло бы страницы три: в детстве мы с моим героем читали эти пассажи с особым волнением. Они коротко, по-мужски, обнимаются, и двое отъезжающих отправляются в столицу Алтая Барнаул, где живет Золотарев. Их прощание получается очень волнующим. Эдуард признается проводнику, что в момент их знакомства тот не произвел на него особого впечатления, но теперь, узнав его поближе, он гордится дружбой с ним. Лицо Золотарева остается непроницаемым, в узких глазах – ни тени волнения.