Лимонов

Как он и предполагал, идея Стивену понравилась, причем хороша оказалась не только идея: русский поэт проявил себя идеальным хаускипером. Требовательный по отношению к уборщице-гаитянке, он сумел наладить хорошие отношения с секретаршей, дамой с непростым характером. Недоверчивый к тем, кто звонит в дверь, но при этом способный быстро и естественно переходить от крайней осмотрительности к самой изысканной почтительности, если оказывалось, что вторгшийся – человек вовсе не чужой. Он прекрасно ладит с поставщиками: у братьев Оттоманелли, в самой дорогой мясной лавке в Нью-Йорке, ему всегда откладывают лучшие куски. Кроме того, Эдуард – умелый повар, способный приготовить не только борщ или бефстроганов, но и богатые витаминами овощные блюда, которые так ценят состоятельные люди: авокадо, брокколи, шпинат – выросший на капусте и картошке, наш герой раньше и слов-то таких не знал. Ему, скажем, вполне можно доверить пойти в банк и принести десять тысяч наличными. Он умеет держать все под контролем, не забывает о вкусах и привычках хозяина. Подает виски нужной температуры. Вежливо отводит глаза, если из ванной выходит голая женщина. Знает свое место, однако отлично чувствует, при ком из гостей он может надеть под ливрейную куртку майку с профилем Че Гевары и поучаствовать в разговоре. Короче, не дворецкий, а чистое золото. Друзья Стивена ему завидуют, о его слуге слухи ходят по всему Манхэттену.

Эта благодать продлится целый год, пока один французский издатель не согласится напечатать его книгу и, с благословения своего взволнованного новостью хозяина, Эдуард уедет в Париж. Вскоре его книги будут переведены и в Америке – теми издателями, что раньше их отвергали, и я дорого бы дал, чтобы узнать, какие мысли посетили Стивена по прочтении «Истории его слуги», напечатанной в 1983 году издательством Doubleday.

Что же узнал его бывший хозяин из этой книги? Что как только он выходил за дверь, его идеальный мажордом спускался из своей комнатки под крышей в хозяйский bedroom, комфортно расположенный на втором этаже. Валялся на его шелковых простынях, раскуривал джойнты в его ванной, примерял его одежду, попирал босыми ногами его шелковистые ковры. Что он рылся в его шкафах и ящиках, пил его «Шато-Марго» и, разумеется, приводил девиц – снятых неизвестно где, иногда по две зараз – и совокуплялся с ними или позволял им ласкать друг друга, любуясь происходящим в венецианском зеркале, очень удачно подвешенном над кроватью king size, и намекая своим подружкам, что он если и не хозяин дома, то, как минимум, его приятель. Словом, ровня. Ладно. Возможно, я заблуждаюсь, но мне кажется, что эти шалости не так уж сильно потрясли Стивена. Ибо – хотя здесь я также могу ошибаться – скорее всего, в той или иной степени, все слуги в мире мечтают трахаться в хозяйской постели, некоторые это делают, а их хозяева – если они, конечно, не полные идиоты – обо всем догадываются и закрывают на это глаза. Главное, что, вдоволь нарезвившись, надо все привести в порядок, отнести простыни в стиральную машину, а в этом смысле Эдуард был безупречен.

И все же есть нечто, что и вправду могло смутить Стивена. Но это не то, что Эдуард делал в его отсутствие, а то, что он делал в его присутствии.

Он не был до такой степени наивен, чтобы вообразить, что русский поэт испытывает к нему особо теплые чувства. Возможно, он верил, что тот к нему неплохо относится, и на деле так оно и было: Эдуард не считал его ни глупцом, ни мерзавцем. Против него лично он ничего не имел. Но он чувствовал себя рядом с ним как мужик, который служит барину и ждет своего часа, а когда этот час наступит, войдет с парадного входа в его красивое жилище, полное красивых барских вещиц, разграбит все богатства, изнасилует его жену, повалит барина на землю и станет бить его ногами, смеясь и торжествуя. Бабушка Стивена рассказывала, какой шок испытало дворянское сословие, увидев неистовства своих добрых слуг, таких преданных, таких верных и услужливых, проживших рядом всю жизнь, и Стивен, в свою очередь, испытал, по-видимому, такой же шок, прочитав книгу своего бывшего слуги. Почти два года он видел рядом с собой этого человека и испытывал доверие к нему – спокойному, приветливому, симпатичному, который в глубине души был его злейшим врагом.

Я представляю, как Стивен, читая книгу, вспоминал тот день – полностью стершийся из его памяти, – когда он спустил собак на своего слугу из-за брюк, в неудачный момент оказавшихся в чистке. Тот проглотил все, только побледнел лицом, на котором застыло по-азиатски бесстрастное выражение. Час спустя Стивен извинился, инцидент был исчерпан, и оба над этим посмеялись – во всяком случае, хозяин. Ему и в голову не пришло, что если бы скандал продлился на несколько минут дольше, его слуга сходил бы на кухню за ножом и перерезал ему горло от уха до уха, как поросенку (по крайней мере, так говорит сам Эдуард).