Лимонов

Своей дикостью и странностью эта пленка напоминает ночной кошмар. Снятая румынским телевидением, она прошла по французским телеканалам вечером 26 декабря 1989 года. Я был потрясен, увидев ее, это случилось перед самым моим отъездом на Новый год в Прагу. А Лимонов тогда как раз вернулся в Париж из Москвы. Ему удалось разыскать Наташу, и она приехала с ним – размягченная и тихая, как всегда после своих загулов. Возможно, он задумался о судьбе их супружества, о своей мечте стареть и умереть возле жены. Уверен также, что он вспомнил и своих родителей, потому что, посмотрев эту передачу, сел и написал статью, где есть такие строки: «Видеозапись, задуманная как оправдание уничтожения главы румынского государства, – современный, страшный и яркий документ любви двух пожилых людей, объясняющихся друг другу в любви прикосновениями и взглядами. За всего лишь несколько часов до смерти… Наверное, он и она были в чем-то виноваты, невозможно обнаружить невиновного ни в чем лидера нации. Самый невинный все равно что-то подписал, кого-то не помиловал, не спас, разрушил. Такова профессия лидера. Но пленка эта, скудно заснятая людьми, уже договорившимися об их смерти, и долженствующая служить документом против них, свидетельствует лишь об их любви, об их простом величии. Затиснутые в угол между столами, невыспавшиеся, готовящиеся к смерти, застигнутые врасплох, они, однако, показали нам вживую действо, родственное лучшим трагедиям Эсхила или Софокла. Элена и Николаэ Чаушеску навечно присоединились к бессмертным любовным парам мировой Истории…»

Я не стал бы описывать эту историю с таким лиризмом и не думаю, что эта малосимпатичная парочка виновата лишь в том, чего невозможно избежать, находясь у власти. И все же, помню, я тоже испытал острое чувство тоскливой неловкости, глядя на эту пародию на справедливый суд, обернувшуюся грубым сведением счетов. Топорный спектакль, поставленный в назидание другим, полностью провалился, потому что, – и тут Лимонов прав, – какими бы преступниками ни были обвиняемые, в этой сцене они выглядели более достойно, чем их судьи. Нечто подобное я испытал недавно, наблюдая, как сперва гнали, как дикого зверя, а потом казнили Саддама Хусейна. Волшебный 1989 год, волною бескровных революций вынесший к власти в Восточной Европе гуманистов вроде Вацлава Гавела, заканчивался на неприятной ноте.

В следующие месяцы из Румынии до нас доходили и другие странные слухи. Революция, которая покончила с Чаушеску, объявила о тысячах мучеников, уничтоженных корчившимся в предсмертных конвульсиях режимом. Узнав о массовых захоронениях трупов в Тимишоаре, все были потрясены. Официально озвученное количество жертв – четыре тысячи. Газета Liberation уточняет: 4630. 70 000 – широким жестом округляет канал TF-1. В тот самый час, когда публика обращает свои взоры на индейку и фуа гра, в теленовостях показали, как из наскоро закиданных землей рвов вытаскивали похожие на скелеты трупы в полосатых робах. Европа вздрогнула. Заговорили о том, что надо отправить в страну контингент международных сил, чтобы остановить убийц из издыхающей Securitate, политической полиции Чаушеску. Однако вскоре выяснилось следующее: во-первых, трупы, которых оказалось не больше нескольких десятков, были заранее вырыты из могил на тимишоарском кладбище, где они мирно покоились, умерев в собственных постелях, а потом, под камеру, сыграли свои роли в описанном спектакле. А во-вторых, палачи из Securitate, и не помышлявшие о самоубийственном геноциде, все до одного оказались членами Фронта национального спасения, партии нового президента Иона Илиеску. Что же до официально запрещенной и обвиненной во всех смертных грехах Румынской компартии, то она поменяла название и лидера и в целом чувствовала себя неплохо. А прошедшие в марте 1990-го выборы подтвердили нелестную характеристику румынского народа как единственного в мировой истории, по доброй воле посадившего себе на шею коммунистов. Все это заинтриговало меня настолько, что той же весной я отправился в Румынию делать репортаж.