Лимонов

Его провели в отдельный зал, где собралась небольшая компания. Войдя, он с изумлением замечает, что присутствующие – сплошь ветераны андеграунда. Близких друзей не видно, но несколько лиц ему знакомы, он видел их на праздничных тусовках и поэтических вечерах. Сплошь массовка, статисты, стертые лица, разъеденные ненавистью к себе… И как же они постарели! Бледные или синюшно-красные физиономии, обрюзгшие тела, разрушенные временем. Теперь они не андеры, нет, теперь, когда можно все, они повылезали на свет, и случилось ужасное: их ничтожество, раньше милосердно прикрытое запретностью, стало очевидным для всех. Первый из выступавших оказался человеком, сумевшим отыскать по крайней мере один из 300 тыс. экземпляров «Великой эпохи»: он сурово спрашивает у автора, что означает обнаруженная им в романе апология КГБ, к тому же исходящая от человека, который претендовал на звание диссидента? Эдуард сухо отвечает, что никогда не считал себя диссидентом, а лишь человеком, бывшим не в ладах с Уголовным кодексом. Какая-то дама средних лет проникновенным тоном сообщает, что они были немного знакомы, во времена их молодости, и если он ее не помнит, то это неважно: главное – что она не забыла молодого поэта с длинными волосами, вдохновенного и талантливого. И теперь ей странно видеть на его месте человека, похожего скорее на секретаря комсомольской ячейки.

Что ей ответить? Разговор глухих. В мире, откуда Эдуард приехал, человек искусства может себе позволить (и это даже рекомендуется!) стрижку под бобрик, очки в роговой оправе и неброскую одежду черного цвета. Да он лучше умрет, чем наденет старый бесформенный свитер или пиджак с воротником, обсыпанным перхотью, как того требует обязательный дресс-код андеров. Но эта дама убеждена, что поэт – маргинал по определению и должен выглядеть соответственно: она представляла его кем-то вроде Венички Ерофеева. Кстати, о Ерофееве: третий выступавший сообщил, что легендарный автор поэмы «Москва-Петушки» знает о приезде своего товарища Лимонова, однако прослышав о том, что его книги печатает издатель неприличных газет Юлиан Семенов, он предупредил, что если Лимонов придет к нему, то руки ему он не подаст. Что об этом думает Эдуард? Эдуард отвечает, что об этом он вообще не думает, что ему и в голову не приходило встречаться с Ерофеевым и что они никогда не были товарищами. Диалог продолжается в том же духе минут тридцать, после чего Эдуарда приглашают выпить рюмку с членами молодежной секции Союза писателей («молодежная секция Союза писателей»!), но он отказывается. В четыре часа дня на улице уже темно. Он шагает, подняв воротник матросской куртки в стиле «Броненосец “Потемкин”».

После этой жуткой встречи желание искать бывших друзей пропало напрочь. Как мудро он поступил пятнадцать лет назад, расставшись с этой компанией! И как они на него злятся за это! Пока он боролся за выживание на Западном фронте, они прозябали в своем болоте, и моральное угнетение со стороны властей не давало им возможности осознать собственную бездарность. В те времена и в тех обстоятельствах неуспех, безвестность и бессилие смотрелись достойно. Ничто не мешало им мечтать, что в один прекрасный день наступит свобода, и их будут приветствовать как героев, которые в глубоком подполье, втайне от властей сохранили для грядущих поколений лучшее, что было в русской культуре. И вот свобода уже на дворе, но они никому не нужны. Они оказались голыми королями и мерзнут под холодными ветрами конкуренции, а победа досталась молодым бандитам вроде помощников Семенова, и последним прибежищем андеров остается Союз писателей, где продолжают молиться на пафосное отребье вроде Венички Ерофеева и с недоверием смотреть на вполне живого авантюрного персонажа вроде Лимонова.

Слоняясь этим тоскливым вечером по улицам, он заходит в галерею, где выставлены, как образцы кича, творения запрещенных в былые времена художников, и с удивлением видит там картину своего старого приятеля по богемной тусовке Игоря Ворошилова: портрет сидящей перед окном женщины в красном платье. Женщина – его бывшая подружка, а окно находилось в квартире, где Эдуард одно время жил вместе с ними. Подружка была хорошенькая, но сейчас, должно быть, растолстела и превратилась в здоровенную бабищу. А что касается Игоря, то в каталоге было сказано, что художник умер два года назад.