В первую военную осень бригада, в которой работала Лина, рыла противотанковые рвы и окопы, устанавливала проволочные заграждения и надолбы. Осенняя распутица замедлила темп наступления германской армии, намеревавшейся захватить город в «клещи», но Гитлер рассчитывал, что к середине ноября наступят холода, земля промерзнет и к концу года удастся взять Москву и закончить войну. Десятки тысяч мужчин и женщин из армий Резервного фронта разбивали ломами, топорами и лопатами промерзшую землю, чтобы остановить наступление Гитлера на город, и тысячи же устанавливали на дорогах, ведущих в город, ряды металлических ежей. Перестраивались на военный лад промышленные предприятия, даже такие сугубо мирные, как кондитерские фабрики и молочные заводы. Многие предприятия эвакуировались на юго-восток. 2-й Московский часовой завод был эвакуирован в город Чистополь и работал на нужды фронта, делал мины и детонаторы[420]
. Кондитерская фабрика «Красный Октябрь» осталась в Москве; производство было переориентировано на выпуск военной продукции – производились концентраты каш, специальный шоколад «Кола» и «Гвардейский» для летчиков и подводников, чтобы те сохраняли бодрость и бдительность. Советские войска несли большие потери, но войска вермахта были слишком растянуты, и поставок не хватало. В результате наступление переросло в четырехмесячную войну на истощение.Лина вспоминала, как Святослав просил, чтобы ее освободили от работ по сооружению оборонительных укреплений по состоянию здоровья. Ей предложили поехать в один из колхозов, расположенных в Подмосковье, чтобы работать на скотном дворе, но она отказалась. Сергей посоветовал ей эвакуироваться с детьми в колхоз, но в этом случае она теряла квартиру на Чкаловской улице. Отчасти из чувства вины, отчасти потому, что искренне тревожился за нее и детей, Сергей предложил договориться об эвакуации специальным поездом на Кавказ, где они с Мирой пережидали войну. В июле 1941 года, когда начались массированные налеты, Лина в какой-то момент решила принять это унизительное предложение. Как-то ночью, напуганная бомбардировками и измученная бессонницей, она начала судорожно складывать в коробку те вещи, которые особенно хотела сохранить. Но у нее не было сил, чтобы вытащить и спрятать коробку в надежном месте, как, впрочем, не было и надежного места.
Лина пыталась понять, как развиваются события на фронтах. Она внимательно слушала сводки по радио, так как газеты в это время не выходили. Лина повесила на стену карту и отмечала флажками положение советских и немецких вооруженных сил на Восточном фронте. Иногда радио замолкало – или трансляция прерывалась, или раздавался звук метронома и сообщали об очередном налете. Ни Лина, ни ее соседи не могли предсказать, как будут развиваться события, и не знали, насколько близко немцы подошли к Москве. Но даже после того, как в декабре 1941 года советским войскам удалось отбросить немцев от Москвы, воздушные налеты продолжались.
Москвичам было почти ничего не известно о положении их города, но еще меньше они знали о ситуации на других фронтах. Информацию о печально известной 872-дневной Ленинградской блокаде, Курской и Сталинградской битвах Лина получила из неофициальных источников. Сообщения были «ужасные, ужасные – волосы вставали дыбом», вспоминала она. Массовый голод; людоедство; на фронт отправляли людей, вооруженных одними вилами; солдаты от холода превращались в ледяные статуи[421]
. От страха некоторые соседи потеряли способность здраво рассуждать и ополчились на Лину. Пошли разговоры о ее знании немецкого языка, а некоторые поговаривали, что Лина – шпионка, задача которой – подготовиться к прибытию немецких войск.Сначала она обратилась за помощью к старым друзьям, с большинством из которых познакомилась через Сергея. Американская коммунистка Дженни Марлинг со свойственным ей оптимизмом попыталась убедить Лину, что на самом деле ей повезло. Большинство людей живет в маленьких комнатах, в коммунальных квартирах, с трудом сводя концы с концами, сказала Дженни, а у Лины большая квартира, в которой могли бы жить несколько семей, и у нее есть ценные вещи, которые можно продавать на черном рынке. Муж Дженни, Александр Афиногенов, предложил Лине работу переводчика в Совинформбюро и даже обещал вывезти ее из Советского Союза. Трудно было не заметить иронии – ведь десятью годами раньше именно они с женой сделали все, чтобы Прокофьевы приехали в Москву.