Ушли годы на то, чтобы оправиться от финансовых последствий постигшего Прокофьева удара, но здоровье его так и не восстановилось. Оставшиеся пять лет жизни он почти не выходил из больниц и санаториев. Возможно, самый выдающийся музыкальный гений XX века был вынужден опуститься до мелких заказов, создавая произведения, не вдохновлявшие ни автора, ни слушателей. Особенно ярким примером творческой неудачи была опера «Повесть о настоящем человеке», о летчике, потерявшем в бою с немцами обе ноги, но вернувшемся в строй, чтобы снова воевать с врагами. Лина подозревала, что автор сюжета Мира, и в результате получилась оскорбительная пародия на реальный случай. Однако проект был поддержан Комитетом по делам искусств. Мира увлеченно работала над либретто и придумала сцену, в которой выздоравливающий герой танцует на протезах румбу. Сергей был слишком нездоров, чтобы предпринимать ответственные шаги сам, и полагался на движимых личными интересами знакомых – включая разжалованного Атовмяна. В начале 1950-х для него стало нормой повторное использование и переделывание старых произведений.
Все то время рядом с ним была преданная Мира. 13 января 1948 года она стала его женой. Произошло это благодаря неслыханному и возмутительному решению. 22 ноября 1947 года Сергей подал заявление в ЗАГС Свердловского района с просьбой развести его с Линой. Сергей давно отказался от мысли вернуться в семью, хотя Лина продолжала надеяться. Она по-прежнему любила его. Ее отношения с другими мужчинами оставались платоническими. Лина просто надеялась, что кто-нибудь из этих мужчин поможет ей уехать из Советского Союза, на время или навсегда.
К удивлению Сергея, заявления о разводе не потребовалось. 27 ноября суд признал недействительным брак, заключенный в октябре 1923 года в ратуше Этталя, поскольку он не был зарегистрирован представителями Советского Союза. Брак лишился законной силы, как только они переехали в Москву. Это было редкое даже для сталинского правосудия нарушение закона. После смерти Сталина этот случай стал хрестоматийным в Советском Союзе и приводился в качестве возмутительного примера попрания всех норм юриспруденции. Во-первых, в документе указывалось, что брак был заключен не в 1923-м, а 1918 году, то есть до того, как Сергей уехал из России в Соединенные Штаты и познакомился с Линой. Во-вторых, утверждалось, что на момент вступления в брак и жених и невеста были советскими гражданами. О статусе двоих сыновей Прокофьевых даже не упоминалось.
Сергей примирился с абсурдным решением – возможно, потому, что оно давало ему желанную свободу и возможность жениться вторично. Меньше чем через два месяца после постановления суда, признавшего первый брак недействительным, Сергей, не поставив в известность Лину, взял в жены Миру. Спустя несколько недель Лине позвонят, чтобы она вышла на улицу за пакетом, затолкают в машину и отвезут на допрос на Лубянку.
Ольга ничего не знала об аресте дочери 20 февраля 1948 года, но предчувствовала недоброе. «С «ней» случилось что-то страшное? – спросила она у Габриэля и Веры Пайчадзе спустя четыре месяца после исчезновения дочери. – Я думаю, «она» на индексе – попала в список как иностранка?»[472]
Ольга не называет Лину по имени, опасаясь последствий. Даже в посланиях ближайшим друзьям в Париж она боится написать лишнее. В августе 1948 года Ольга написала письмо Анн-Мари в надежде получить хоть какие-нибудь известия о дочери. В письме она высказывает робкую надежду на помощь со стороны Андрея Вышинского, прокурора СССР, который в то время находился в Париже. «Он, наверное, знает ее; может, есть возможность подойти к нему и спросить, где она, что с ней?»[473] Но продиктованная отчаянием просьба была бессмысленна, ведь Вышинский был печально известен своей причастностью к сталинским чисткам.После ареста Лины в квартире раздался звонок. Святослав с Олегом открыли дверь. На пороге стояли три офицера МГБ: майор Г. А. Трифонов, капитан Н. Ф. Ковцов и лейтенант А. П. Бобров. Матери нет дома, сказали мальчики. Офицеры ответили, что знают об этом, поскольку они только что посадили Лину в машину, поехавшую на Лубянку. Начался обыск, опись вещей и изъятие предположительных вещественных доказательств. Обыск проводился в присутствии перепуганных сыновей Лины и помощника управдома, В. Я. Егорова, который с большей энергией и охотой исполнял обязанности осведомителя, нежели свои прямые обязанности. Среди изъятых вещей был рояль Сергея August Forster, пишущие машинки Smith Corona и Underwood, швейная машинка Singer, серебряный чайный сервиз, 86-томный «Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона», 286 книг на иностранных языках, 68 журналов и огромное количество навсегда утраченных фотографий и документов.