Будучи советским гражданином, приехавшим на Запад по советскому паспорту, Сергей говорил по бумажке, выданной ему в ВОКСе. Когда он возвращался в Россию, интервью, которые он давал журналистам, тщательно проверялись на благонадежность. Не должно было возникнуть никаких сомнений в преданности Прокофьева советским идеалам. Трудно сказать, насколько он верил или хотел верить в то, что говорил. Он привык высказывать свое мнение и возмущался, что ему приходится сдерживаться, особенно после того, как перестали выполнять данные ему обещания и урезали финансовые поступления из всех источников. Сначала уменьшили гонорары за спектакли, составлявшие основную часть дохода, и постепенно выплаты прекратились вовсе – теперь Прокофьеву платили только за премьеры. Если же до премьеры дело не доходило, композитор получал всего 25 процентов оговоренного аванса.
Сергей не боялся откровенно говорить с коллегами из Союза композиторов, но не хотел впустую тратить время на собрания, заседания, совещания и отказался от работы в комитете. Он появлялся на совещаниях, только когда обсуждалась его музыка, и недоуменно отрицал любые обвинения относительно антисоветских тенденций в его мелодиях и гармониях. Когда в 1938 году стало понятно, что он никогда не сможет выехать из Советского Союза – Комитет по делам искусств «отложил» подготовку к его зарубежному турне, – Сергей не стал возмущаться. Цензорам даже не пришлось исправлять его слова. Таким образом, Прокофьева вынудили подчиниться.
В течение первых нескольких месяцев все обещания, с помощью которых Прокофьевых заманили в Москву, неукоснительно выполнялись, но затем все изменилось. Неудача постигла его Кантату к 20-летию Октября, отправленную в мусорную корзину. Грандиозное сочинение в ознаменование большевистской революции, кантата была задумана в 1932 году во время отдыха на юге Франции в летнем доме Жака Садуля, парижского корреспондента советской газеты «Известия». В 1935 году был подписан контракт на крупную сумму. Сергей не жалел усилий, стремясь продемонстрировать преданность режиму. Сергей создал грандиозное произведение для двух смешанных хоров, симфонического и военного оркестров, оркестра аккордеонов и шумовых инструментов. Первоначальная версия кантаты была посвящена заслугам Ленина, но постепенно превратилась в состоявшее из десяти частей повествование о революции, Гражданской войне, обещании, данном Сталиным Ленину и написании советской конституции. Это была неприкрытая попытка композитора упрочить свое положение, продемонстрировав лояльность власти.
Но работа с самого начала не имела шансов на успех – чтобы политические речи в либретто звучали музыкальнее, Сергей решил немного их переделать. Однако искажение слов Ленина было святотатством, сравнимым с сожжением Библии. Кроме того, композитор умудрился допустить фатальную ошибку, вставив речь, произнесенную Сталиным в 1936 году, «О проекте Конституции», которая показала, что вождь плохо владеет русской грамматикой.
Кантата была обречена, поскольку Сергей поставил на первое место музыку, а не политику. 19 июля 1937 года кантата рассматривалась в Комитете по делам искусств, представители которого фактически исполняли роль цензоров. Заседание обернулось катастрофой – даже если бы не проблемы с Лениным и Сталиным, кантату все равно бы не пропустили. Председатель Платон Керженцев набросился на Прокофьева с уничижительной критикой: «Вы хоть понимаете, что делаете, Сергей Сергеевич? … Берете тексты, принадлежащие народу, и перекладываете на такую невразумительную музыку?»[325]
Кантату запретили[326]. Керженцев отменил обещанные другими чиновниками творческие свободы. С учетом новых условий и необходимости приспособиться Сергей за пустяковую сумму сочинил в 1939 году «Здравицу», хвалебную оду к шестидесятилетию Сталина. Это было одно из его самых прекрасных вокальных сочинений, особенно любимое Линой.Неудача с «Кантатой к XX-летию Октября» расстроила Прокофьева не меньше, чем бесконечные требования переработать балет «Ромео и Джульетта». В конечном итоге эта постановка стала самым большим успехом в его советской карьере, но только после бесконечных изменений, вносившихся на протяжении пяти лет. Первый вариант, законченный в Поленове в 1935 году, был со счастливым концом, в отличие от финала знаменитой шекспировской трагедии. Вместо того чтобы совершить двойное самоубийство, любовники убегали в другой мир, полный прекрасных звезд, чтобы жить там в любви. Классический сюжет был переделан под влиянием Христианской науки, которая утверждает бессмертие духа. Сергей оставил последнюю часть балета без названия, поскольку, согласно Христианской науке, нет «формы и комбинации, соответствующей представлению бесконечной любви»[327]
. Только музыка, а не танец или декорации, способна передать эту духовную энергию.