Линейный крейсер «Михаил Фрунзе»

Повезло не только командиру – кают-компания среднего комсостава занимает всю вторую палубу от форштевня до барбета носовой башни. В футбол играть можно!

Старшинам тоже грех жаловаться, и рядовые краснофлотцы не забыты: в кубриках жесткие койки, не подвесные люльки. Теоретически, правда, аж в четыре яруса, но советская практика и тут внесла коррективы. Моряку-патриоту положено жить работой, потому перенос койки из кубрика к рабочему месту поощряется. Удобно, когда человек всегда на месте, даже если он спит или принимает пищу.

Конечно, никто не будет захламлять башню главного калибра или ночевать под открытым небом на пулеметной площадке, с которой целится в небо четверка ДШК. Мало радости ночевать в гудящем и жарком машинном отделении, еще меньше – в тихом и оттого удушливом гидрофонном посту: по тревоге там отключают вентиляцию. Но не всем же так не везет?

Баталеры и вестовые, печатники и швецы, хлебопеки и радисты имеют возможность пристроить коечку по месту службы, чтобы никто не храпел ни сверху, ни снизу.

Вот и возникают сценки: ночной комсоставовский буфет, заходит будущий вахтенный начальник: ему стоять «собачью», предутреннюю вахту, голодным этого делать не хочется. Вестовые, заразы, дрыхнут: в буфете круглосуточная вахта не предусмотрена. Но разве долго дернуть спящего человека за ногу?

– Сообрази-ка, братец, чайку…

Удобно? Кому как, когда как: бывает, спеша по коридору, коленную чашечку о чью-то пристроенную в коридоре коечку расшибешь так, что хоть вой, хоть матерись, хоть на одной ноге дальше скачи, вроде цапли. Не это важно, а то, чтобы люди, что встанут к орудиям и механизмам, жили в кубриках посвободней.

При всем том, в командирском салоне коечек под потолком не подвешено. Требования престижа: здесь устраивают международные приемы. Требования секретности: бывают такие совещания, что корабельного особиста не зовут. Он работает с секретами простыми, штатными. Об остальном может только догадываться. Только что, в присутствии военно-морского атташе, проследил за вскрытием опечатанного по всем углам пакета, подождал, пока с содержимым ознакомятся все, кому дозволено, закрыл военную тайну собственной печатью – и отбыл.

Остались те, кому положено знать.

Они молчат, пытаются привыкнуть к резко изменившемуся миру. Миру, в котором Советский Союз вступил в мировую войну.

Командир неторопливыми, экономными движениями набивает маленькую трубочку.

Скользит взглядом по лицам людей, на чьи плечи легла тяжесть шестой части суши. Их в салоне четверо, считая хозяина.

Михаил Косыгин – внешне невозмутим, но глаза горят. В руке папироса, на конце длинный столбик пепла – забыл про нее. Лицо бледное – не от испуга, от готовности. У него впереди первый бой. На Гражданскую не успел по молодости, на КВЖД флотом и не пахло, по рекам и озерам воюют морские силы армии. В Испании бывал – на крейсере, с официальным визитом, таскал за наркомом папки с бумагами. Подышал шальным воздухом Валенсии и Барселоны -и три года просился на войну, пока Льву Михайловичу не надоело находить среди прочих представленных на подпись бумаг назначения кап-три советником в страну сражающейся революции. Все вернулись, что называется, «с наддранием». На первой значилось спокойное: «Отказать. Вы нужнее здесь». На третьей – короткое: «Нет».

После пятой – вызвал «на ковер» и задал упрямому кап-три задачку. Аккорд, как срочнику перед демобилизацией. Справишься – будет тебе назначение на корабль. Не в Испанию, она к тому времени пала. Не на незнаменитую зимнюю войну, она успеет закончиться, пока Косыгин будет выполнять особое поручение. На «Фрунзе», лучший корабль флота. По курсу линейного крейсера всегда лежат интересные события, и снаряды в погребах не залеживаются.

Полгода Михаил провел в качестве представителя флота при центральном конструкторском бюро наркомата авиационной промышленности. Там он украсил китель, вместо боевых наград, ястребиными крылышками пилота-истребителя. Асом не стал, но взлетит и сядет самостоятельно, и некоторую опасность для врага представит. Такой вот «бюрократ от флота».

Рядом с «ястребком» – бронзовый крейсер. Косыгин сдал все зачеты на управление тяжелым артиллерийским кораблем. Будь командир «Фрунзе» иностранным шпионом, получив такого «старшого», он бы счел, что у СССР на стапелях почти готов ударный авианосец, и для него готовят хорошего, агрессивного командира. Увы, пакет все расставил по местам.

Авианосцев на стапелях как не было, так нет. Есть война, до которой осталось меньше суток.

Командир так и не закончил возню с трубкой, отложил в сторону. На укрытом серым сукном столе остались табачные крошки…

– Знаю, что традиция требует начинать военный совет с младших по званию, – сказал. – Но сегодня нарушим. Михаил Николаевич, насколько мы будем боеготовы к утру?

Косыгин начинает перечислять состояние боевых постов. Проблемы есть на каждом, но к утру… Корабль драться сможет.

– Приказ выполним. На малейшую провокацию так поддадимся, что чертям тошно станет!