Линейцы. Дилогия

Прощаясь, осчастливленные подземные жители благодарили его всей толпой так, что даже расцеловали его сапоги, обещая отбояриться, когда будет очень надо. Только намекни, еще хоть крошкой хлебушка! Как вы догадались, тут имел место быть классический развод на жалость, но Вася купился, он всегда был слишком добрый, увы и ах…

Во второй половине ночи дежурил господин Кочесоков. Сами прекрасно понимаете, что в старой черкеске, с кинжалом на веревочке, от слова «господин» в нем не было ничего, кроме ноля целых и такого же процента в десятичных дробях, но он очень старался выглядеть достойно.

Поэтому, когда к костру подошли сразу три призрачные красавицы, лишенные как стыда, так и верхней одежды, он честно попытался отогнать их увещеваниями. Но соблазнительные девицы, живущие высасыванием жизненной энергии из каждого случайного путника или даже героического джигита, тоже не намеревались отступать. Они имели опыт, и шансы Заура быстро ушли в ноль.

– Иди к нам, раздели с нами ночь, мы согреем тебя своими поцелуями…

Фактически молодого человека, потерявшего голову от такого обилия голых тел и сексуальных возможностей, спасло лишь то, что, развязывая веревку на поясе, он случайно до половины обнажил кинжал. При виде холодного железа все три кавказских суккуба взвыли дурными голосами и рассыпались сухими листьями, вперемешку с черным пеплом.

Заур некоторое время был даже разочарован, но уже парой минут спустя пришел в себя, возблагодарив Аллаха за удивительное и, самое главное, крайне своевременное спасение. О том, какой опасности он на самом деле подвергался, молодой человек не знал, поскольку бабушка рассказывала ему только самые целомудренные сказки для мальчиков. Но во Владикавказе так принято, и думается, что это правильно.

…Утром, наверное, часов в пять, когда мягкий рассвет сменился первыми лучами солнца, бьющими прямо в лицо, быстренько проснулись все. Татьяна принялась хлопотать над котлом с водой, Зауру пришлось разжигать костер, а Барлоге лихорадочно думать, как он сможет объяснить всем, что завтрака не будет. То есть не будет даже чаю, поскольку его благородие вдруг раздало неизвестно кому припасы всего их маленького отряда.

Положение казалось отчаянным, и единственное, что спасло второкурсника от справедливого гнева товарищей, это удивленный возглас деда Ерошки:

– Ох ты ж, Господи и матерь твоя Пресвятая Богородица, а ить зажило все! Гляньте-ка, люди добрые, кожа чистая, ровно и не было ничего…

Естественно, все сразу бросились смотреть. Старик распахнул черкеску, задрал бешмет, и действительно, на левом боку, там, где раньше был длинный, подсыхающий ожог, теперь оставался едва заметный белый шрам. Чудеса, да и только…

– Думаю, всему этому имеется вполне научное объяснение, – задумчиво начал Заур, сорвав пару стебельков той травки, что росла вокруг их лагеря. – Оба вида растений очень похожи, но если обратить внимание на края лепестков, то в одном случае они розовые с оранжевым по краю, а в другом оранжевые с розовым. Разница не сразу бросается в глаза, соглашусь, но ведь она есть!

– Ахметка – фсегда был честным шайтан, он бы дедушку Ерошку франьем не обидел, – на всякий случай прячась за пеньком, объявил кавказский нечистый. – Я фам трафу жизни показал, а фы сразу драться! Нехорошо, а еще кунаки назыфыются…

Татьяна без слов бросилась на шею деда, изо всех сил сдерживая слезы. Если кто забыл, он оставался последним из всей ее родни, остальные погибли во время набега горцев.

– Ну, что от, внученька, – тихо прошептал старик. – Который траву добыл, стал быть, и твой суженый?

– Дедуль, дык они ж оба принесли. А я сразу за двоих парней замуж выходить не подписывалась, не по-христиански оно как-то…

– Так от один без внуков и остануся? Да тьфу на тебя!

– Я тоже тебя люблю!

…Небольшой лагерь или, правильнее сказать – привал, сестры нашли не сразу. Опытные казаки больших огней не разводили и брали самое сухое дерево, чтоб не было лишнего дыма. Это все уроки разбойников-абреков, у которых наши пластуны учились быстро. Хоть по факту стимул был всего один – выжить…